Вечер проходил, как обычно: явился ночной сторож для традиционной беседы с мистером Такаберри — которая длилась дольше обычного, словно щедрость господ требовала особо добросовестного подтверждения при сих прискорбных обстоятельствах, — а затем начался ритуальный обход дома с запиранием окон и дверей.
Пока я сопровождал маленькую группу в обходе этажей, все еще ожидая разоблачения с минуты на минуту, мне пришло в голову, что, возможно, мистер Вамплу отложил это дело по каким-то причинам, связанным с царящим в доме смятением. Хотя мне оно казалось чрезвычайно важным, может статься, он посчитал его несущественным, всецело поглощенный поистине значительными событиями. Впрочем, такое объяснение не вполне увязывалось с пронзительным взглядом, каким он смотрел на меня.
Однако я узнал одну важную вещь: когда мы, заперев парадную дверь, уже собирались подняться на второй этаж, кто-то яростно в нее забарабанил. Джейкман с недовольным ворчанием взял связку ключей у мистера Такаберри, вернулся к двери и вставил один из них в замочную скважину. Последовала пауза, а потом он проорал указания через дверь, и через пару секунд она открылась, и сэр (в недавнем прошлом мистер) Дейвид вошел шаткой поступью, осыпая сторожа проклятиями. (Очевидно, он отмечал кончину своего отца.) Значит, там стоит двойной замок, который отпирается лишь двумя соответствующими ключами, одновременно вставленными изнутри и снаружи! Следовательно, даже если мне удастся раздобыть ключи, я все равно не смогу выйти из дома через парадную дверь.
Той ночью, улегшись на свое ложе в столовой для прислуги, я так замерз, что отважился перейти в судомойню (ибо Джейкман уже устроился на кухне) и уселся перед угасающим очагом. Пока я задумчиво смотрел на язычки пламени, лениво пляшущие вокруг тлеющих углей, перед моим мысленным взором неожиданно стали возникать разные образы, как часто случалось в детстве в Мелторпе. Я увидел осуждающе нахмуренное лицо Генриетты и подумал о неодобрительном отношении девушки к моему намерению вернуть завещание. Ужели у нее нет чувства Справедливости? У мисс Лидии есть, и она благородно стремилась восстановить справедливость, пытаясь вернуть завещание моему деду. Но права ли она, защищая мистера Фортисквинса от моих подозрений? Или же это действительно он обманул моего деда с завещанием? Возможно даже, убил? Вероятно, мисс Лидия защищает мистера Фортисквинса, поскольку считает убийцей Питера Клоудира, и все же я твердо решил до последнего не верить в его виновность. Может статься, однако, я никогда не узнаю правды о событиях, произошедших в ночь убийства моего деда.
В какое трудное положение поставила меня Генриетта! Я не мог спасти девушку иначе, как заслужив ее презрение. Как смеет она обвинять меня в том, что мною движет единственно месть! И намекать на мое страстное желание заполучить поместье! Я жаждал не мести, но Справедливости, а поскольку она подразумевала такое положение дел, при котором каждый получит по заслугам, значит, страдания одних ради блага других являлись необходимым побочным следствием.
Что же касается до моего желания заполучить поместье, то я никогда не думал ни о чем, помимо тяжких обязанностей, которые наложит на меня владение столь обширными землями, — и возможностей делать добро. Я вспомнил, что рассказывали мне Сьюки и мистер Эдваусон об управлении — плохом управлении — хафемским имением и о злоупотреблениях и расточительности, с ним сопряженных: о сносе домов и выселении людей, о смертоносных пружинных ружьях в охотничьих заповедниках, об осыпающихся стенах и затопленных, плохо осушаемых лугах. И однако все могло бы быть совсем иначе: я подумал о прекрасном парке с огромным домом, о деревнях Хафем, Момпессон-Сент-Люси, Стоук-Момпессон и главным образом Мелторп, о тысячах акров плодородных земель, о лесах, реках и общинных пастбищах, окружающих поместье. Момпессоны не заботились ни о земле, ни о проживающих на ней людях — лишь норовили выжать из них побольше, нимало не думая о будущем. Я бы управлял поместьем совсем по-другому! Я бы уволил Ассиндера, алчного и недобросовестного управляющего, вместе с жестокими егерями, и взял бы ведение хозяйства в собственные руки.
Сидя в темном холодном подвале и слыша шорох тараканов на полу да громкий храп пьяного сторожа в кухне, я составлял планы перестройки деревенских домов, осушения земли, возведения стен, честного обращения с арендаторами, строительства школ для бедноты, выдачи пособий старикам и так далее. Потом огонь наконец угас, и я вернулся к своей жесткой скамье в столовой для прислуги.
Прежде чем погрузиться в сон, я подумал о том, что не я один вправе решать, как поступить. Если Генриетта все же предпочтет вступить в чудовищный брак противно своей воле, нежели воспользоваться возможностью обрести независимость и выйти замуж по собственному выбору, значит, мне придется учитывать это обстоятельство.
Глава 99
Всю ту неделю волнение в доме не улегалось, и каждый день походил на воскресный. Слуги пили чуть не с утра до вечера, словно, боясь увольнения, хотели насладиться в полное свое удовольствие, покуда есть такая возможность. Однако, поскольку дом осаждали торговцы с неоплаченными счетами, продукты поступали в очень ограниченном количестве, а запасы провизии в кладовых и подвалах быстро таяли. Похороны сэра Персевала состоялись в четверг (хотя я, разумеется, ничего не видел) и послужили очередным поводом для вакханалии.
Я с нетерпением ждал случая склонить Генриетту на свою сторону, ибо все время — таская уголь, чистя обувь в темной душной каморке и возясь с кастрюлями в судомойне, — я задавался вопросом, зачем я все это делаю, если не для того, чтобы отнять у Момпессонов имущество и хотя бы отчасти оправдать страшную дань, заплаченную моим дедом, матерью и Питером Клоудиром. Однако из-за перемен в обычном распорядке дня я не нашел возможности встретиться с Генриеттой и мисс Лидией в следующее воскресенье. В тот же вечер меня постигло еще одно разочарование, ибо хотя прождал Джоуи за конюшнями целых два часа, он снова не появился. Таким образом, я не виделся с ним уже несколько недель и теперь начинал потихоньку возмущаться его пренебрежением. Или даже он вообще бросил меня?
Только на третью неделю после описанного выше события — в первое воскресенье февраля — мне удалось снова прийти в комнату мисс Лидии. (Джоуи так и не появился ни в одно из минувших воскресений.) Я застал старую леди одну, и она объяснила, что Генриетта недавно отправилась к своей тете, изъявившей желание побеседовать с ней, и присоединится к нам позже.
— Но я рада, что нам представилась возможность поговорить наедине, — сказала она. — Ну? Так что ты решил насчет завещания?
— Я хочу довести дело до конца, но боюсь, не смогу пойти наперекор воле Генриетты.
— Ты должен! — воскликнула она с горячностью, приведшей меня в замешательство. — Я знаю, что они сотворят с ней! Она недостаточно сильна, чтобы сопротивляться.
Я внимательно всмотрелся в лицо мисс Лидии и, мне показалось, понял, что она имеет в виду.
— Хорошо, — сказал я. — Если только Генриетта не запретит мне категорически.
Старая леди явно была разочарована, услышав о таком условии.
