не говоря о том, что лошади лягаются и кусаются.
Налетчик пролетел много метров, прежде чем удариться о камни. И это были большие и острые обломки, которым несколько сантиметров снега не придали никакой мягкости.
Младший пошёл искать спуск. Для чего? Просто так полагается. Раненому надо помочь, врага надо добить. Самодельная сабля или палаш из куска стали куда-то затерялась. Да он бы и не взял это орудие как трофей. Чем только не вооружались дикари и бандюганы… Ножи, топоры, копья. Патроны дороги, поэтому выкручиваются, как могут. Младший уже знал, что лихие разбойники с большой дороги на самом деле трусы и обычно не настроены на бой, берут на слабо, пугают стремительным накатом. А если сталкиваются с серьёзным отпором – сразу растворяются в тумане. Поэтому холодное оружие у них – скорее, для психологического эффекта.
Но вот этому не повезло. Не сработало.
Человек был жив, когда Младший спустился и осторожно приблизился.
Шарф, прикрывающий лицо, слетел. Это оказался обычный европеец, даже белобрысый. А уж мусульманин или нет – не понять.
– Wer bist du? Hilfe…
Младший вздрогнул. Упав с такой высоты, люди обычно не говорят.
– Кто ты? – повторил разбойник по-немецки. – Пить… Воды.
Ничего такого Младший сначала делать не собирался. Хотел просто, по своей хомячьей природе, забрать рюкзак, как компенсацию за стресс. Но рюкзака не было. Наверное, всё осталось в седельных сумках. Либо налётчик ехал налегке.
Конечно, чуда не произошло. Тот был сильно переломан и, скорее всего, обречён.
– Wasser, – снова простонал полуживой разбойник.
Младший вздохнул и поднёс к его рту свою фляжку. Он уже заметил, что у пострадавшего подвижна только верхняя часть туловища. Позвоночник сломан? Руки вывернуты под неестественным углом. Голова в крови, на губах кровавая пена.
Если повреждены внутренние органы, то пить ему, кажется, нельзя. Хотя… что это изменит? Ему всё равно уже не помочь. Не в этом мире. Может быть, до войны его бы и подлатали. Ездил бы остаток жизни на коляске, мочился бы через дырочку в боку (такая участь казалась Саше хуже смерти). А сейчас лучшая помощь – избавить его от страданий. И вопрос только – пристрелить, или прирезать, чтобы не привлекать внимания? Бедолага жадно выпил почти всё содержимое фляжки, с пол-литра.
– Не чувствую. Ноги. Руки, – со стоном протянул он.
Младшему вдруг расхотелось его добивать. Ну почему он? Пусть это сделают друзья-соратники.
Он закрутил крышечку на фляжке, сунул в карман и повернулся, чтобы уйти.
И тут лежащий запричитал.
– Прикончи меня… Я труп. Прикончи меня, сукин сын, не уходи! Я не хочу… Пристрели…
«Ну, почему именно я?».
Помедлив пару минут, всё-таки достал пистолет. Пусть будет выстрел, тем более, что он уже недавно стрелял. Резать совсем не хотелось. Очень не любил Саша хруст разрезаемой плоти.
– Auf wiedersehen.
Он чуть зажмурился и поморщился, когда в руку толкнуло и ударило по ушам. Не так сильно, как при ружейном выстреле. Ну, вот и готово. Принёс бедолаге освобождение, а себе — ещё одну мелкую зарубку на душе. Не получалось избавиться от этого. И это даже не жалость, а что-то иное. Интеллигентские страдания? Чистоплюйство? Человечность?
«Он мог бы жить и без ног. Вдруг бы его нашли, перенесли в тепло, мазали бы его раны, поили лечебным отваром, кормили с ложечки»…
– Да ты сам-то в это веришь? Вроде взрослый, много видавший мужик, а в сказки веришь? Надо уходить быстро, а ты рефлексируешь тут.
И да, два мертвеца подряд – это, видимо, к очень большой удаче.
Саша забрал пистолет покойника в потёртой кобуре. Очень грубый, по виду самодельный или просто «убитый» от небрежного использования.
Патроны тоже забрал. Девять миллиметров, подходили и для его запасной карманной «пушки». Пригодятся, даже в мирном краю.
А ружье своё разбойник где-то оставил, значит не так далеко их база. Да и пофиг.
Через несколько километров на него внезапно опять «накатило». Саша думал, что болезнь побеждена, но она оказалась коварной, и не хотела уходить, даже если это и был последний аккорд. Снова начала подниматься температура, ноги сделались ватными.
Придётся опять искать какое-нибудь убежище.
Младший брёл из последних сил, но жилья не было. Он уже подумывал просто сделать норку в снегу и там отлежаться, закутавшись в спальник, как наконец увидел одинокую хижину. Меньше, чем охотничий домик и не такая крепкая, но для финальной стоянки сгодится.
Разжёг печку. Несколько поленьев лежало прямо в топке. Повезло. В его состоянии он не смог бы ни нарубить дров, ни валежника набрать. Ничего, он подумает об этом завтра, а сейчас надо срочно лечь. Из последних сил принёс снега в мятой кастрюле, запер дверь на засов и рухнул на грубо сколоченную лавку. Высокая температура опять подарила ощущения изменившихся пропорций тела. Ноги – спички, руки – спички, пальцы-клешни.
Издали послышался волчий вой, но это не могло сильно его напугать.
Потому что в бреду одинокий горный волк превратился в собаку – лайку деда, Арни, Арнольда. И в полусне опять привиделся поход в Норильск. Будто участвовал в нём сам Сашка, а не его отец. Отец, наоборот, куда-то пропал. И всё это не было чистым сновидением, а накладывалось на реальность, жило с ней параллельно…
Позже, когда Младший смог покинуть это бредо-путешествие и вернуться в тело, детали быстро стёрлись. Но осталось ощущение, что он на верном пути. Ещё немного, и найдет своё Пред-назначение.
Утром, когда он с трудом разлепил глаза, оказалось, что температуру как рукой сняло. Одеяло было мокрым насквозь – столько пота из него вышло, будто обмочился, как младенец или энурезный старик.
Небольшая слабость ещё оставалась, но остальные симптомы полностью исчезли.
Решил задержаться здесь ещё на денёк, чтобы восстановиться.
Вот так он потратил чуть ли не пять дней, чтобы пройти несчастные километров двадцать.
Печь, конечно, давно прогорела. Рядом с хижиной торчал засохший ствол какого-то дерева, тянул к небу руки-ветки. Саша обломал все, до которых смог дотянуться.
Аппетита не было, но поесть надо обязательно. Курица закончилась, оставался только кусок варёной конины. Ему хотелось жидкой молочной каши, а приходилось запихивать в себя крохотными кусочками мясо.
Верил, что молодой организм не даст убить себя заразе, пусть даже генно-модифицированной. И этот настрой помогал.
Надеялся, что выработается иммунитет и не придётся проходить это потом снова в такой же тяжелой форме.
В хижине нашлось несколько древних журналов. Полистал их, читать не хотелось. Лучше
