Анчутка плакал. Он не мог поверить, что Эль может говорить такие слова. Что может действительно желать ему смерти. Что может остаться в таком жутком обличии. И он больше никогда не увидит свою прежнюю подругу. Такую милую и солнечную.
— Эль, пожалуйста. Ты ведь помнишь, как нам весело и хорошо было вместе. И еще может так быть. Да, ты потеряла народ и семью. Но у тебя появилась новая. Я, бабушка, да и много кто. Да и с моими новыми друзьями ты подружишься. Они замечательные.
— Даже если так. Зачем? — черные глаза с красными зрачками наконец-то обратились к бесенку, — Ты умрешь. Они умрут. Сами. Или вас убьют. Зачем? Зачем мне еще боль?
— Эль, я понимаю…
— Ничего. Ты. Не понимаешь. Но поймешь. Я покажу тебе. Что такое боль. Ты испытаешь ее. Друзья? Любишь их? Что ж, сейчас ты поймешь. Ты потеряешь их.
И эльфийка стремительно бросилась в сторону отряда. Ужас парализовал Анчутку. Он прекрасно понял, что собирается сделать Эль. Но что он мог сделать? Варвара тоже поняла, и попыталась остановить жуткую девушку, ударив ее ветром. Но черный мрак в миг ее окутавший поглотил ветер. После Эль ударила в ответ, и воительница в последний миг увернулась от черных молнии, летевших в ее сердце и голову.
— Хватит, — раздался голос воина, — Твой противник я. И только я. Хочешь утолить свою жажду мести, мучай меня. Если, конечно, теперь сможешь.
Бродяга предстал в своем посмертном обличии. Духом, покинувшим умершее тело. Призрачные серые одежды развивались, наполненные сине-белым свечением. Оно выходило за пределы тела, вихрилось, закручивалось. В руках сияли призрачные клинки. Еще несколько зависло рядом в воздухе.
— Ты. Ты в первую очередь. Никчемный бесенок потом.
Эль атаковала бродягу. Но черные и красные молнии не причинили тому никакого вреда. Его призрачная плоть просто временно исчезала в месте, куда попадала эльфийка.
— Знаешь, что самое забавное? — усмехаясь спросил воин, — В том, что именно твоя исходная форма могла мне причинить вред или даже убить. Свет солнца развивает тьму. Жизнь побеждает смерть. Но теперь ты на другой стороне. Ты ушла в тень. Ты избрала смерть своим оружием. Месть главный твой смысл. Сеять смерть и разрушение, твой выбор. Ты стала такой же я. Ты стала тем, что более всего ненавидишь. И сражаешься ты с собой.
— Ты. Ненавижу. Уничтожу, — лицо Эль темнело, на нем выступали красные прожилки, уродуя его еще больше. Воздух вокруг нее наполнился тьмой и краснотой.
В памяти Анчутки сами собой всплывали слова Эль о воине, сказка о Маре и ее сёстрах, слова лиса о людях, поглощенных своей целью. Он вспоминал о том, почему страдали жители мира в мире. И многое другое, что так или иначе к этому относилось. Мысли роились, но ника не складывались во что-то цельное, определенное. Что могло ему подсказать, как сейчас быть. Что сейчас делать.
Черная тень в облаках уже была совсем близко. Эль воин сдерживал без особых затруднений. Но когда сюда явится дракон, его некого будет сдерживать. Ему даже проще будет разобраться со сражающимися между собой бывшими соратниками.
— Не сдавайся, — раздался голос мыша, севшего на плечо бесенка, — Если кто и способен вернуть прежнюю Эль, то только ты. Посмотри, воин тоже так думает. Иначе бы он уже разобрался с ней. В этой форме для него это не составит труда, но он только обороняется, защищая и нас от гнева эльфийки.
— Но я не знаю, — отчаянно сказал Анчутка, — Не могу ничего придумать. Она не слушает меня, не верит мне. И кажется больше не любит.
— Это не так, — спокойно сказал Влад, — ее любовь никуда не делась. Не могла исчезнуть бесследно, если когда-либо существовала. Это и мне ясно, а тебе должно быть и подавно. Несмотря на то, что некогда я так же, как она, обуреваемый местью был поглощен тьмой и переродился во зле, потеряв себя прошлого почти без остатка, во мне все равно не умерла любовь. Та которую я любил уже давно погибла, а вот чувство к ней осталось. И во тьме темницы, во тьме моей души, когда все остальное ушло, она осталась. И возродила то, что казалось утерянным навсегда. И с каких это пор ты стал полагаться только на ум? Разве он тебя выручал все это время? Разве он побуждал тебя делать все те глупости, в попытках спасти то, что тебе дорого? Тех, кто тебе дорог. Я даже не могу представить, как тебе тяжко сейчас, после всего испытанного и пережитого. Ты пошел против тех, кого любишь более всего, ради того, кто этого явно не заслуживает. Если полагаться только на холодные рассуждения ума. А теперь, когда в беде один из тех, кто любим и дорог тебе более всех, ты не знаешь, как поступить? Вот не за что, не поверю. И если тебе удалось изменить мои взгляды, и даже такого пройдоху, как лиса побудить пожертвовать самым ценным для него, то и здесь ты справишься. И не думай, что твой противник Эль. Нет, ты борешься с обманом внутри нее. С ложью, что порождает ненависть. С болью, что захватывает разум, и застилает взгляд.
— А ушастый дело говорит, — на второе плечо запрыгнул Маслай, — Ведома мне тоже боль потери. И чувства злые, коим так легко поддаться в слабости и отчаянии. Но близкие мои не дали мне забыться, не оставили. Врачевали раны душевные своей любовью. И на место скорби пришла радость. И нет той уж, любовь к коей во мне не угасла и по сей день. Но имя ее носит новая жизнь. Другая. Но не менее прекрасная и чудесная. Так ведь, Алиса?
— Да дедуль, — девочка грибочек восседала на лисичке, что тоже подошла к бесенку.
— Трудно нести бремя потери, -тихо начала Варвара, — И не знаю, каково было бы Кейро или Варае, лишись они друг друга и тех немногих лелейцев, что тоже выжили. Если бы не осталось никакой надежды помочь Лель. И оттого боль моя и их, не сравнится с той болью, что испытывает
