Книга Льдинка - Мария Печурина

Спустя какое-то время я ложусь в кровать. Мне холодно. Я поджимаю ноги, стараясь согреться. В голове пусто, будто оттуда вынули все мысли. Просто лежать и смотреть в одну точку. Медленно я все же расслабляюсь. Тело наливается усталостью. Незаметно я начинаю уплывать в темноту сна.

***

Просыпаюсь от того, что к горлу подступает тошнота. Я со всех ног бросаюсь в ванную. Успеваю.

Снова становится холодно. Во рту привкус желчи. Умываюсь холодной водой. Ноги дрожат, как у только что вставшего на ножки жеребенка. Я потихоньку оседаю на пол. «Так я не упаду, так все будет хорошо». Малодушная мысль, что можно бы избавиться от ребенка, мелькает в голове, и тут же ее сменяет злость на себя. Я не смогу этого сделать. Не смогу убить своего ребенка. Наоборот, за него я готова умереть сама. Впервые дотрагиваюсь до живота, представляя, как там внутри меня развивается мой малыш. Я лежу, прижавшись щекой к холодному полу ванной, и рыдаю снова, но уже по другой причине. Я больше не одинока. Это мой малыш. «Мой!» И пусть я не готова, я никому его не отдам. Он мой маленький…а может это она… Я всхлипываю. «Мое маленькое зимнее чудо». Он родится зимой. Где-то в конце января. Уже ляжет снег.

— О Боги, Льдинка! — слышатся торопливые шаги Роксаны, — Эй, как ты? Что-то болит? Марианна, только не молчи. Давай мы отведем тебя в постель.

Роксана помогает мне подняться, хотя мир кружится как юла. Я ложусь на кровать. Снова шаги, хлопает дверь. Роксана возвращается, и я вижу у нее в руках шприц. Какой-то неведомый мне инстинкт… нет, это не инстинкт самосохранения. Я защищаю, того, кто во мне. Этот инстинкт дает мне сил. Я вырываю шприц из рук, ошарашенной Рокси.

— Не смей! — вскрикиваю я. — Не смей травить его!

Роксана открывает рот как рыба. То ли у меня что-то со слухом, то ли она и вправду ужасна испугалась.

— Это…это успокоительное, — выдыхает она через какое-то время. — Я…прости. Я сделаю тебе чай…травяной чай, ладно? Он поможет успокоиться тебе. Станет легче.

Я молчу. «Что со мной происходит?» Я сама себе противна. Я снова начинаю плакать.

— Тише, Марианна, — шепчет Роксана. Я чувствую, как ее рука медленно тянется ко мне, как к зверю, которого она боится спугнуть. Она дотрагивается до моих волос, поглаживая их, а я лишь сильнее начинаю рыдать.

— Мне страшно, — сквозь всхлипы пытаюсь произнести я. — Мне так страшно.

— Не бойся. Я с тобой. Я сделаю тебе чай, принесу поесть. Я позову Маркуса, чтобы он…

— Нет! — я резко сажусь. — Нет! Я не хочу. Пожалуйста. Я не хочу его видеть. Позови Дэвида… Пусть он охраняет…

— Тише. Тише. Я поняла.

Я позволяю ей уложить себя, закутать в одеяло. Роксана поглаживает меня по спине.

— Льдинка, не плачь. Это вредно. Думай, о малыше. Ты теперь не одна. Ему не пойдет на пользу такой срыв. Все наладится. Все будет хорошо.

Ее слова, словно плавная мелодия ручья. Она журчит и журчит, успокаивая.

— Тебе стоит поесть. Может, ты что-то хочешь?

Я мотаю головой. Я не хочу есть. Ничего не хочу, но я теперь не одна, мне нужно думать о моем зимнем чуде…моем маленьком комочке…. Роксана поднимается с кровати. Я хватаю ее за руку. От неожиданности она вскрикивает.

— Спасибо, — хриплю я, и мои губы снова дрожат.

— Эй. Нет, нет, нет. Отставить. Где тот краник, который твои слезки перекрывает?

Губы Роксаны растягиваются в улыбке. Я пытаюсь ей ответить тем же.

— Я что-нибудь поем. Хотя ничего не хочется.

— Вот и славно. Десять минут. А ты не вставай, договорились?

Я киваю. Роксана подбирает с пола шприц и выходит за дверь.

Одна из причин, по которой я не люблю плакать, это послерёвное состояние, как я его называю. Вроде бы все становится на свои места, организм успокаивается, но тело, будто чужое, горло саднит, а в глаза насыпали песка. Я провожу рукой по еще плоскому животику, представляя, как там сейчас развивается мой малыш. Невольная улыбка трогает мои губы.

Через несколько минут я слышу голоса за дверью. Это Маркус и Роксана.

— Маркус, пожалуйста. Она не хочет тебя видеть.

Он что-то ей отвечает, но я не могу расслышать.

— Вы поговорите, когда оба успокоитесь. Подумай о ребенке. Все эти нервные переживания делают ему только хуже.

Снова ответ, которого я не слышу, но и голос Роксаны становится тише. Я напрягаюсь, но не разбираю слов. Дверь хлопает. Легкие шаги приближаются ко мне.

— Я принесла. Давай я помогу тебе сесть.

Роксана поправляет подушку, когда я поднимаюсь. Кажется, что, если я решу упасть, она готова в любую секунду меня подхватить.

— Начнем с фруктов, — улыбается она, подавая мне дольку яблока, — витамины полезны и все такое.

Говорят, что аппетит приходит во время еды. Ко мне пришел волчий аппетит, так что через минут десять, я уже сметаю все, что принесла Роксана. Она сияет.

— Если так и дальше пойдет, скоро ты станешь нормально питаться.

— Двойными порциями, — улыбаюсь я. — Нас же теперь двое.

Я рукой провожу по животику. Ладонь горячая, и я хочу, чтобы мой малыш чувствовал мое тепло. Роксана следит за мной, улыбаясь.

— Разве тебя не мучает эта ужасная тошнота? — интересуюсь я у нее.

— У всех беременность проходит по-разному. А я так долго мечтала об этом, что теперь даже тошноту воспринимаю с радостью, — она заглядывает мне в глаза. — Все будет хорошо, Марианна. Главное не нервничай.

Я послушно киваю. О Маркусе мы не говорим. При мысли о нем во мне поднимается волна гнева. Для меня все равно до конца непонятна его реакция. Надеялся, что маленькая вероятность зачать ребенка обойдет нас? Я тоже надеялась…

***

Проходит неделя. Тошнота по утрам становится привычным делом. Роксана уже не раз намекает, что пора бы поговорить с Маркусом, но я никак не решаюсь. Не потому, что я трушу… я скорее опасаюсь снова разнервничаться и навредить малышу. Рокси делает упор на то, что ему требуется питание не только от матери. Кровь отца ребенка поддерживает женщину и помогает ей переносить тяготы беременности.

С каждым днем ищу оправдание реакции Маркуса. «Может, я неправильно поняла его?» И непривычно то чувство, возникающее, когда я думаю о нем. Желаю рвануть в его объятия… «Черт!» Последствия такого притяжения теперь во мне. «О чем