отозвалась девушка. – Знаешь, как говорят, ты на потешников гляди, да за карманами следи. Пока одни чудеса показывают, другие тебя так оберут, босым домой воротишься.
– Обижаешь, – хмыкнул потешник. – Мы воровством никогда не промышляли. Но за других ручаться не стану. – Он прищурился, глядя на следопыта. – Я не ослышался, твое имя Гэдор?
Друзья настороженно переглянулись.
– Я не со злым умыслом спрашиваю, – поспешил заверить он. – Меня, кстати, звать Кром, а это мои братья. Средний – Дерт и младший – Грай. По Запредельным землям мы странствуем давно и историй слышали немало. В одной говорилось об отважном следопыте, который появляется там, где он больше всего нужен. А с ним – его верные спутники: рысь-оборотень Харпа, упырь Мар, волк-оборотень Брон и необычная девушка, именем Хейта. – Он лукаво усмехнулся. – Думается, нынче ночью мы и сами стали частью этой истории. И вы и есть те, кого люди называют хранителями.
Мар вытаращил глаза.
– Они правда нас так зовут?
Кром кивнул.
– Слышал не единожды.
Гэдор с улыбкой развел руками.
– Что ж, разгадали вы нас. Отпираться толку нет.
– А отчего не видно второй девушки? – осведомился Грай.
– Наши с ней пути пока разошлись, – просто ответил следопыт. – Большего я сказать не вправе.
– Вот как, – качнул головой Дерт. – Что ж, оно и верно, нечего доверять первым встречным. – Он загадочно улыбнулся. – Но хватит вам стоять. Торчите посреди поляны, что громовые деревья[33]. Садитесь к огню, отдохните, отужинайте тем, что лес послал.
Мара дважды просить не пришлось. Он в два счета оказался у костра, протянул к нему бледные костлявые пальцы, приговаривая:
– Ох, хорошо. Тепло-то как! – Он огляделся с надеждой. – А мясо всё пожарили, сырого не осталось?
Потешники не растерялись, заслышав это, как видно, и правда были привычными ко всему, лишь понимающе заулыбались.
– Одна куропатка осталась. Обдерешь перья – считай, твоя.
Мар вновь расплылся в улыбке, загреб куропатку и принялся деловито ее ощипывать. Харпа и Гэдор разместились у костра вслед за ним. Брон помедлил немного, хмуро покосился на Черного пса, который тоже не отрывал от волка-оборотня подозрительного взгляда, и только тогда опустился на бревно.
Друзья достали ножи, примеряясь к зарумяненным куропаткам, и начали срезать сочное мясо. Обжигающий жир тек по пальцам, но они того не замечали. За долгий дневной переход они успели изрядно проголодаться.
А у потешников сыскались и головки зеленого лука, и душистая зелень, и печеные яблоки. Вместо хлеба в ход пошли сухари из ржаного хлеба. Запивали всё это теплым травяным чаем. Хранители уплетали еду за обе щеки, лицо Брона заметно просветлело, даже Харпа перестала враждебно таращиться.
Дерт тем временем извлек из дорожного мешка небольшой музыкальный инструмент со струнами, пузатый, продолговатый, похожий на грушу.
– Ну, пока вы едите, я сыграю на роле[34]. И мы вам споем. – Он вновь загадочно улыбнулся. – На то мы и потешники.
Хранители возражать не стали. Пальцы Дерта пробежали по струнам быстро и легко, точно это и не пальцы были вовсе, а непоседливый ветерок. Тихий мелодичный напев разлился в воздухе, словно запах свежего меда, только что собранного из пчелиных сот. Потешник склонил голову набок и запел:
В глухую деревеньку ту
Пришли мы как-то к вечеру,
Когда осенняя листва
Кружилась в вихре озорства.
Народ Хэльфост там отмечал
И нас, потешников, встречал.
Хороший был там урожай,
Веселье лилось через край.
Но пробил час, и грянул гром,
Искрясь незрелым волшебством.
Кто кинулся скорей бежать,
Кто начал дико верещать,
Один глупец стал наступать —
Решил ребенка покарать.
Но тут предстала дева нам —
Прекрасный облик, тонкий стан.
Свежа, как яблоневый цвет,
В глазах струится ясный свет.
И вьется по щеке листок,
А в волосах – вишневый сок.
Не растерялась дева та,
Закрыла друга от врага…
Забыв про лакомств аромат,
На сход собрались стар и млад,
И развели те люди спор,
Чтоб вынести злой приговор:
Изгнать, унизить, наказать…
…Рыдала на коленях мать.
Но время не воротишь вспять,
Настал черед дом покидать,
И в час ночной, сквозь злобы жар,
Исчезли пастырь и Фэй-Чар.
Когда Дерт упомянул про волосы и вишневый сок, друзья как один перестали жевать и обратились в слух. Они понимали и при этом не могли до конца поверить, что песня была о Хейте. Но заветное слово «Фэй-Чар» развеяло последние сомнения.
Путники напряженно переглянулись. Они не ведали, как себя вести, стоит ли притворяться, что они ничего не поняли, но их взбудораженный вид говорил лучше любых слов.
Песня смолкла, и наступила звенящая тишина. Только тихо поскрипывали костями старые ели да тонко пел где-то вдалеке лесной ручеек.
Гэдор первым обрел способность говорить:
– Вы встречались с Хейтой ранее, ведь так?
Кром улыбнулся.
– Верно. Думается, мы повстречали ее прежде вас. Только не сразу поняли, что перед нами Фэй-Чар, а когда поняли, было уже слишком поздно. Дорога увела Чару далеко от деревни Кихт. Думается, ради ее же блага. Но мы решили сохранить хотя бы память о ней в этой песне.
– Исполнять ее на людях небезопасно, – нахмурился Гэдор. – Немало в мире тех, кто сможет понять, провести тонкую нить от вишневых волос к пастырям леса и узнать, что в мир пришла новая Фэй-Чар.
– Но разве это плохо? – вопросил Дерт. – Чара не игрушка, ее в мешке не утаишь, особенно когда вы странствуете из одного края в другой, помогая людям, а люди, как вы знаете, охочи до слухов и пересудов. – Он порывисто подался вперед. – Важно не то, чтобы о Чаре не говорили. Важно, что о ней будут говорить. Мы решили поведать миру историю о светлой Чаре. И люди, и существа должны знать, что она не представляет угрозы, – он усмехнулся, – по крайней мере для тех, кто не обижает других.
Гэдор задумчиво качнул головой.
– Быть может, ты и прав.
– Но где она сама? – нетерпеливо спросил Грай.
Гэдор качнул головой.
– Есть дело, которое Чаре нужно выполнить в одиночку. Мы ждем ее возвращения с минуты на минуту.
И тут, словно в ответ на его слова, над их головами раздалось громкое тресканье, словно кто-то заиграл на трещотке. И друзья, и потешники любопытно закрутили головами. Мар вскинул руку.
– Глядите, сойка! – Он вытаращил глаза. – Ух ты, черная какая, а грудь синяя, ну точно небо