реальности, если бы не маленький зазор между полом и подошвами ботинок: он словно парил над площадкой.
– Если аугментированный военный инженер не в состоянии предотвратить убийство у себя под носом, то это профнепригодность! А ещё перед этим просили у меня разрешения взять её на операцию! – адмирал Ван Дэшен отчитывал меня, как малолетнего кадета.
– Я и сейчас буду настаивать на использовании Рэйчел Роузен…
– Жданов! Вы провели на закрытую территорию потенциально опасного человека! Вы не обеспечили за ним контроль! Вы нарушили все мыслимые инструкции работы с вероятным противником! Вступили с ним в личные отношения! – адмирал, сохраняя каменное лицо постепенно повышал голос переходя на крик, – Вы отстранены от работы в Гегемонии!
Ван Дэшен провёл дрожащей рукой по лицу и схватился за выбритый подбородок. Глазами он бегал из стороны в сторону, словно искал мне оправдание.
– Если бы я знал о детях…
– В том-то и дело! Вы слишком привыкли, что аугментации сразу же всё о всех показывают! Транспорт за вами прибудет вместе с коллегией судей. Все ваши полномочия отозваны. Конец связи.
Ван Дэшен не смог с первого раза отключить передатчик – трижды промахнулся мимо виртуальной кнопки, прежде чем его изображение исчезло. Старцев сочувственно потрепал меня за плечо и вышел из переговорной.
Егор Степанович топтался возле меня, не в силах начать тяжёлый разговор. Он открывал рот, шевелил губами, но ни звука не произнёс. Ему предстояло очень неприятное дело: демонтировать с меня все импланты. На несколько дней, а быть может и навсегда я стану самым обычным человеком.
– Пойдёмте, товарищ Ольхов. Уверен, что вы сделаете всё быстро и лучшим образом, – сказал я, глядя в глаза учёного, заставшего на Земле эпоху корпораций. Назвать его стариком язык не поворачивался, но он им был.
В медблоке стояла звенящая тишина. Больных не было, а профилактические мероприятия проводились лишь раз в несколько дней. Белые стены и минимализм обстановки напомнили мне интерьер яхты Уитмана. Если абстрагироваться от всех эмоций, то выходило, что СЗиК похитил и способствовал убийству высокопоставленного гражданина другого государства, а теперь планирует захватить его собственность. С этой точки зрения даже ультиматум выглядел вполне мирным дипломатическим шагом.
– Прошу вас, – Ольхов указал на операционное ложе, – Я вызвал Катеньку. Она будет через несколько минут. Пока загрузите, пожалуйста список имплантов на хирургический терминал, боюсь, что автоматически они не распознаются.
Подогретый пластик коснулся моей кожи. Он шевелился под весом тела, меняя форму, чтобы не происходило застоев крови.
Егор Степанович взглянул на список модификаций и покачал головой:
– Я всегда боялся, что мои наработки будут использоваться вот так… Вместо того, чтобы наслаждаться прекрасным миром и познавать его, вы вынуждены всю жизнь искать в нём зло…
Учёный бормотал себе под нос, а я начал проваливаться в сон, под действием наркоза. Раздался какой-то шум, наверное, пришла Катерина, но точно разобрать уже было невозможно.
***
Катерина вбежала в операционную запыхавшись:
– Егор… Степанович! Совет… омег… запретил принимать… меры по Жданову и пленнице!
– Так что же вы по сети не сообщили? Я уж было начать хотел.
Ольхов развёл руками и указал на Жданова в ложементе.
– Омеги заблокировали все каналы связи! Они требуют права самостоятельно решать спорные вопросы в своей системе.
Ольхов озабоченно проверил показатели пациента, он суетился возле терминала и всячески старался не думать, что может значить такой ход со стороны надонийцев. Учёный симпатизировал Вячеславу и неоднократно сталкивался с вывертами логики омега-структур. Действия местного совета никогда не отличались агрессивностью, но всё бывает в первый раз.
– Так мы его будим или оставляем в гибернации? Импланты отключать или нет? – спросил Ольхов.
Катерина только хлопала глазами, не зная ответа, но за стеклом, в наблюдательной комнате появился Давид с угрюмым лицом:
– Импланты отключить и поместить под замок, – сказал второй ассистент Ольхова, – Омеги требуют принять все меры безопасности. Судить хотят завтра.
***
Дверь небольшого склада открылась и Рэйчел увидела встревоженное лицо Али.
– Что-то случилось? – бывшая рабыня спокойно отложила книгу и изучала свою нежданную гостью.
– Ты очень сильно подставила Вячеслава. Его отстранили от работы и будут судить, – омега полностью просочилась в импровизированную камеру.
– Что ему грозит? – у кибернетического тела отключили всю мимику, и было совершенно непонятно, стоят ли за вопросом хоть какие-то эмоции.
– Судить будет наш совет, – на слове "наш" Аля сделала ударение, – Ты совершила первое умышленное убийство омега-структуры.
– Не первое. И вообще это так не работает…
– Совет Надонии будет в этом разбираться! – Аля повысила голос, – Ты поступила, как неразумное животное!
Рэйчел наклонила голову набок и пальцами растянула губы в кривую гротескную улыбку и спросила:
– А ты знаешь, чем ты отличаешься от себя же живой?.. Или лучше так: что есть носитель твоего сознания?
Аля молча пожала плечами.
– Ничем. Ничто, – ответила Рэйчел на свои вопросы, – И я убила не омегу, а человека, который убивал меня, возвращал к жизни и снова убивал.
– Я здесь не для философских дискуссий, – Аля устало вздохнула и села на край кушетки, – Ты должна получить тело и сбежать вместе с Ждановым.
– Иди к чёрту.
– Часть омег за то, чтобы закрыть тебя в ловушке.
– Иди к чёрту. И мой ответ не изменится.
– Ты сможешь отомстить…
– Иди к чёрту, дура!
Аля встала и сделала несколько нервных шагов по камере, тонкие руки рассекали воздух, а волосы не поспевали и метались пшеничным шлейфом. Её кожа покрылась бледно-голубыми искрами, пространство наэлектризовалось, наполнилось энергией.
– У меня больше нет ни перед кем долгов, – тихо произнесла Рэйчел.
– А Жданов?
Бывшая рабыня механически рассмеялась, а потом резко умолкла и прошептала:
– У него был свой резон, у меня свой: мы квиты.
Аля долго вглядывалась в лицо киборга, пытаясь разгадать характер заключённой, но, осознав своё бессилие, покинула пленницу, не забыв запереть дверь. Рэйчел какое-то время сидела неподвижно, а потом как ни в чём не бывало вернулась к чтению.
***
Косой луч света от ночного прожектора из окна падал прямо на вспотевший лоб Старцева, и капельки играли бликами. Исследовательская база уже несколько часов работала в штатном режиме после внезапного обесточивания. Конфликта с омегами не случилось, но проблему с "первым убийством" ещё предстояло решить. Начальник колонии закончил подробный рапорт и медлил с отправкой, перечитывая уже в третий раз. Жена спала, но беспокойно ворочалась, словно чувствовала нервозность мужа. Олег обернулся на очередной стон, увидел смятую простынь на полу, которой укрывались вместо одеяла, наконец решился и выгрузил документы в сеть. Прожужжал зуммер вызова. Старцев машинально принял сигнал, ожидая увидеть кого-то из научного или военного
