— У меня ничего не болело, — ответил с дивана Мэйнард. Он полулежал на боку и поддерживал голову рукой, локтем упираясь в подушку.
— Это всё, что ты помнишь?
— Ну… Катались на машине укки Гринга, что ещё? А, купили же мне куклу! И красивые туфельки. Мама, мы заберём их с собой?
— Куклу заберём, а туфли… даже не знаю. Спросим папу.
Ена поправила её растрепавшиеся локоны:
— Всё, раз проснулись, вставайте. Завтракать пора.
Она вышла и прижала пальцы к вискам. Забыла всё или так научилась притворяться? За одну ночь? Найдя уже сидящего в гараже с Грингом Петруса, рассказала, где увидела браслет и в каком виде. И, конечно, о том, что она ничего не помнит, откуда это “украшение” у неё появилось. Мужчины переглянулись.
— Думаю, что, раз так… Хм… — Гринг потёр свой подбородок. — Всё равно до совершеннолетия ждать придётся. Сейчас рано об этом говорить.
— Вернёмся домой, схожу в Храм, может, там что подскажут, — нахмурился Петрус. — Татуировку эту скрыть надо как-то…
— Под длинные рукава? Или, может, я ей фенечек наделаю красивых, с разными бусинками, подвесочками.
Петрус повернулся к жене:
— Что за фенечксы? Не фениксы огненные?
— Нет, — засмеялась она, — просто браслетики такие. У нас их вся молодёжь носила одно время. И я в том числе.
— Ладно, — махнул он рукой, — делай эти фенечксы. Пусть будут. Надеюсь, в школе не будут смеяться.
— Я гарантирую, что будут ещё и выпрашивать поносить. Ну, что, поехали покорять новые красоты Калининграда? — бодро спросила она.
— Я бы уже увёз детей обратно — проворчал заботливый папа. И услышал позади дружное:
— Нееет! Папа, нет! Мы ещё на каруселях не катались!
Он прищурился:
— И как давно вы подслушиваете?
Они обиделись:
— Мы только вошли.
— Папа, ты что?
Взрослые внимательно на них посмотрели. Особенно на Лониэллу. Но та безмятежно улыбалась. Взглянув на отца, испуганно ухватилась за руку. Он кивком подозвал и, когда она мышкой подшмыгнула к нему, протянул руку:
— Показывай, что там у тебя. — И тут же скривился — несносная супруга пнула его под столом. — Да не бойся, я сегодня добрый… с утра.
Лониэлла протянула руку. И все увидели переливающуюся татушку. Практически, то же самое, что и Красавчика, но, пожалуй, поярче, покрасивее.
— Ничего себе, — ошарашенно произнёс Петрус и все ему вторили своими междометиями. Девочка заплакала:
— Папочка, я совсем, вот совсем не знаю, как она на мне проявилась. Не ругай меня!
— Да не буду, сказал же уже. А драконы назад слово не берут, так и знай, — он поцеловал её и отпустил. — Садитесь уже, завтракать будем. Да на ваши карусели поедем.
Девчушка успокоилась и уже с весёлой, хоть и заплаканной физиономией, уселась рядом с Еной. Всё же, ей она больше доверяла.
Сегодня был у них запланирован парк развлечений “Юность”. И уже через пару часов они были там. Сегодня с них глаз ен спускали, причём, как те, кто с ними приехал, так и приехавшие своим ходом Горыныч с Тасмариэль. Томка с удовольствием катались с ними, хоть и ворчали на это рассаживающие детей операторы. Но, поскольку дама была худенькая, и совала вдобавок им деньги прямо в руки, то закрывали глаза на такое нарушение. Типа, сами не знаем, как просочилась.
Петрус им даже завидовал. Вот бы тоже… на чём-нибудь таком, пощекотать нервы. Вскоре такая возможность предоставилась и даже два раза. Первым был аттракцион на автомобилях. В один сел Гринг, заполнив её до отказа, но умудрившийся усадить себе на колени Лониэллку, а во вторую сели Петрус с Майнардом. Конечно, команда Гринга выиграла. Они несколько раз толкнули машину “мальчиков” и загнали их в “угол”.
— Так нечестно! — завопил тут же мальчишка. — Укки Гринг умеет водить машину, а мы нет!
— Ладно, уговорил, меняемся, — кивнул укки, забирая себе внука.
И они снова ринулись сражаться. Уж, что он там мальчику шепнул на ухо, но выиграла снова “смешанная” команда. И брат улыбался во весь свой щербатый рот — выпал зуб. А когда — никто и не заметил.
Вторым по щекотанию нервов была комната страха. Хотя, боялись больше дети, и то — дочка осталась с мамой. Сын молодец, хоть губы и сжал, но был на высоте, настоящий дракон! Разная расцветка комнат: то красная, то зелёная, руки-скелеты, черепа, стоны, рыки… Ха! Да разве это рыки! Вот если бы они с бароном и Виторусом рыкнули, то все тут же умерли бы от страха. Он хехекнул и обернулся — кто-то тронул за плечо… И чуть сам не умер от неожиданности — на него смотрела скалящаяся физиономия с капающей с губ то ли слюной, то ли кровью.
Хорошо, едущий позади барон захохотал на его перекошенную физиономию, а то бы аттракцион недосчитался одного экспоната.
Ена не поехала, ибо, сказала она, ей её нервы дороже этого развлечения. Элька осталась с ней, как и подруга с матерью. И они развлекались, просто наслаждаясь прогулкой. Нашли киоск с сувенирами, игрушками, альбомами и раскрутили Томку на несколько мягких игрушек. Одной игрушкой были две панды, второйая, как ни странно, Снусмумрик с мумми-троллями.
Всё это нагрузили на вышедших, жмурящихся на солнце, мужчин.
— Вы бы ещё слона купили… — застонал Гринг.
— А можно? — тут же откликнулась внучка. Мэй в восторге разглядывал панд и особенно — Снусмумрика.
— Ты же дашь мне его поиграть?
— Конечно, — заважничала Элька, но тут же сдулась, — я нам купила. Я со Снорк играть буду, а тебе этих двух.
Качели, карусели, кафе, снова какой-то паровозик… Домой приехали так поздно, что дети уснули прямо в машине. Папа с дедом их перенесли, мама уложила и тут вдруг бабуля и говорит:
— А как же, кто-то хотел на вечерний сеанс сходить в кино? На последний ряд?
Енка закрутила сальто глазами, улыбаясь до ушей. Раз мама сказала, значит, что-то такое у неё есть для них.
— Какая картина?
— Тебе не всё равно? — смеётся она. — Идите, отдохните, а то, когда ещё приедете. Последний ряд на то и последний, чтобы отдыхать.
Она вручила им билеты в местный, недалеко от посёлка, кинотеатр, а Гринг отвёз.
— Приеду за вами через пару часов.
Они, и правда, так и не поняли, что за фильм показывали. Нет, поначалу Петрус пытался следить за тем, что там показывают, но несносная положила ему руку на колено… Он попытался сосредоточиться, стараясь не обращать внимание на её тёплую ладошку, но она, хихикнув, поднялась выше. И он сорвался, не выдерджал.
— Что ты делаешь, — шептал ей в губы, — тут же люди кругом… — но она потянулась ими к нему, провела язычком по губам, ну и… сама и виновата, что кино осталось где-то там, на белом полотнище. Очнулись, когда включили свет. Вид у графа был, как у нашкодившего мальчишки, взъерошенный и немного смущённый. Радовало одно — никто на них не смотрел и пальцем не показывал. Выйдя за руки на улицу, они посмеивались, он то и дело возвращался к соблазнительным губам, которые теперь пахли только клубникой, и он шептал ей в ушко:
