Кто-то принимал решения, кто-то отдавал приказы, кто-то исполнял их. По общему мнению, все это совершалось по черной воле грозного Свиностаса, но Стасик знал правду - его воля не имела ко всему происходящему никакого отношения. Будь его воля, он бы разогнал всех сбежавшихся в крепость людей и нелюдей, и остался наедине со Светой. Так бы они и жили вдвоем, душа в душу... Ага, жили бы. Ровно до тех пор, пока сюда не нагрянула бы армия Ангдэзии. Или одержимый Стасиком неведомый монстр. Или еще кто-нибудь, не менее опасный и смертоносный.
К крепости стянулись еще гоблины. Их собралось очень много. Не помещаясь внутри, они разбили вокруг свой неряшливый лагерь и тут же принялись обживаться на новом месте - готовить еду, копать землянки и охотно втягиваться в междоусобные распри. Когда на стене появился Стасик, предусмотрительно набросивший на плечи свой черный плащ и скрывший лицо за маской, гоблины, заметив его, подняли страшный шум. Иные плясали, иные падали на колени и протягивали руки к новоявленному Гоб-гулыбу. Напуганный таким вниманием Стасик поспешил скрыться от посторонних глаз.
Всех вновь прибывших привлекли на восстановительные работы. Те шли довольно бодро. Лаура и Риана тоже включились в них, пустив в дело свою магию. Их коллективными стараниями старая крепость, лежащая в руинах, начала возрождаться, словно феникс из пепла. Правда, постройка приобретала чем дальше, тем более зловещий вид, все больше напоминая эталонную цитадель темного властелина, за толстыми стенами коей растлевают невинных дев и занимаются иными интересными делами. Черные стены поползли вверх. Разрушенные блоки воссоздавались, устанавливались на место и сплавлялись в единый монолит. Помимо уцелевшей башни выросло еще три. Главное строение пока не трогали, сосредоточившись на оборонительных укреплениях, но Стасик чувствовал, что очередь дойдет и до нее. И тогда ему больше негде будет прятаться от всего этого кошмара.
О том, что происходит снаружи, Стасик узнавал из доходящих до него слухов. Сам же он сидел в своих жалких покоях и чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Словно он вновь вернулся в родной мир, и прячется в своей комнате от нагрянувших к предкам гостей. Стасик терпеть не мог, когда посторонние люди вторгались в его святая святых - комнату. То была его цитадель, его обитель, его последний рубеж, с которого некуда отступать. Когда кто-то пересекал порог его комнаты, он сразу же начинал нервничать. Особенно когда это делали малознакомые люди. Вот и теперь он воспринимал свою комнатушку как такое последнее пристанище. Снаружи царило форменное безумие - люди и нелюди, волею случая оказавшиеся здесь, готовились дать бой грозной армии. Стасик понятия не имел, на что они рассчитывали. Он плохо разбирался в тактике, а в стратегии и того хуже. И затруднялся сказать, насколько велики их шансы. Все-таки в этом мире не все решала численность, экипировка и подготовка войск. Многое зависело от магической мощи, а в этом плане у обитателей старой крепости все было неплохо. Одна только Света представляла собой грозное оружие, а ведь были еще Лаура и Риана. Стасик подозревал, что и Синара кое-что может в магическом плане. Правда, напоминал он себе, у воинов добра наверняка в избытке и своих чародеев.
Продолжали прибывать добровольцы - негодяи всех мастей, но Стасик больше не принимал их лично. Он приказал Зархаду зачислять всех вновь прибывших автоматом и размещать в свободных помещениях. Места пока хватало. Крепостная постройка была достаточно велика, плюс имелось обширное подземелье. В подземелье обитала Синара, но она могла и потесниться. В конце концов, зачем ей, мертвой, столько комнат и коридоров? У нее ни мебели, ни нарядов, ни слуг. Она не спит и не ест. Ей, по большому счету, и жилище-то не требуется.
В дверь постучали. Стасик замер, не торопясь отзываться. Когда стук повторился, и прозвучал более настойчиво, он подал голос:
- Кто там?
- Свои, - донесся из коридора голос Гамала.
Стасик отпер засов и распахнул дверь. В его комнату тут же шагнул старый алхимик, и Стасик вынужден был оперативно убраться с его пути. В руке Гамал держал миску, наполненную дымящейся кашей. Из каши выглядывала ручка деревянной ложки.
- Я гляжу, ты в свою роль великого властелина очень даже вжился, - проворчал Гамал, вручая Стасику тарелку. - Уже сам не можешь дотащить свою персону до кухни. Кушанья тебе не иначе как в покои подавай. А с ложечки не покормить, а?
- Зачем вы так? - обиделся Стасик. - Вы же знаете, что я ничего этого не хотел. Я мечтаю о покое.
- О вечном?
- Ну, в хорошем смысле.
Гамал окинул взглядом келью Стасика и сообщил:
- Покоя тебе не видать. Ты сумел настроить против себя много сильных людей. И не только людей.
- Меня подставили, - захныкал Стасик. - Оклеветали. Я ведь ничего плохого не делал.
- Необязательно делать что-то плохое, чтобы стать объектом всеобщей ненависти, - ответил Гамал и присел на край кровати. - Уж я это знаю по себе.
- Правда? - навострил уши Стасик. - Вы тоже пали жертвой клеветы?
Гамал никогда не делился с ним обстоятельствами своего прошлого и теми причинами, что привели его на нейтральную полосу. Похоже, именно сегодня старик решил излить душу.
- Можно и так сказать, - произнес он. - Когда-то я был молод и глуп. Прямо как ты. Молодость и глупость опасное сочетание. Я влюбился. Но моя возлюбленная отвергла меня и предпочла другого - более успешного и знатного юношу.
- Ого, - выдохнул Стасик. Ему трудно было представить себе влюбленного Гамала. Этот циничный старый козел был эгоистом до мозга костей. Но, возможно, в далекой молодости он был другим человеком.
- И что же было дальше? - с нетерпением спросил Стасик. - Ваш соперник оклеветал вас, да? Огульно обвинил в злодеянии?
- Не совсем, - признался Гамал. - Я терпеливо дождался их свадьбы, проник на кухню, где готовились угощения для торжества, и влил во все кушанья самого убойного яда, который сумел приготовить.
У Стасика отвисла челюсть. Такого поворота он не ждал.
- И? - пискнул он. - Вы ведь в последний момент предупредили всех, что пища отравлена? Да ведь? Да?
- Ну да, - фыркнул Гамал. - Нашел дурака. Зря я, что ли, три ночи возился с приготовлением яда, а потом подмешивал его в пироги и пунши.
- То есть, - силился понять Стасик, - вы отравили кучу народа?
- Семьдесят двух,
