пошла прочь.
С минуту Змиев, широко раскрыв глаза, глядел ей вслед. Она уходила от него навсегда. Кажется, он услышал, как кричит его сердце… Безумие! Эта женщина безумна!
— Нина, вернись!
Но Нина Белоножко уже пропала в серошинельной толпе. Только между головами мелькал порой ее лиловый воздушный шарф.
— Это равно самоубийству, — пролепетал спекулянт, цепкими пальцами держась за пальто Змиева.
— Что вам от меня надо?
— Пропуск!
Не думая о том, что делает, Кирилл Георгиевич отдал пропуск спекулянту и сунул в карман хрустящие бумажки.
Со стороны Гайдука с птичьим клекотом прилетели четыре снаряда, один ударил в гущу лошадей и людей, остальные упали в бухту. Два французских миноносца быстро снялись с якорей и, разворачивая орудийные башни, стали уходить на внешний рейд.
— Кирилл Георгиевич, скорей! — крикнул Змиеву священник Востоков, откуда-то вынырнувший, и молодо побежал к трапу. Змиев догнал его и, задыхаясь от горя, оборвав в толпе все пуговицы на пальто, вместе с Востоковым выбрался на вымытую до блеска деревянную палубу миноносца.
Отдышавшись, Змиев услышал частые винтовочные выстрелы и пулеметную скороговорку. К пристани со стороны Мефодиевки с криками «ура» перебегали спустившиеся с гор густые цепи красных. Их еще сдерживал брошенный на произвол судьбы третий Дроздовский полк, самоотверженно прикрывавший посадку. Змиев знал — полком этим командовал сын его Георгий, которого он не видел больше года.
«Капитан Сакен» быстро отдал швартовы и стал отваливать от скрипящей деревянной стенки, покрытой зеленым бархатом водорослей. Два добровольца бросились в море, поплыли к миноносцу, моля взять их с собой.
— История — жестокая дама, — громким басом сказал Деникин, подойдя к иллюминатору, чтобы задернуть занавеску.
На берегу улюлюкала толпа, хлопали одиночные выстрелы. Брошенные на произвол судьбы солдаты стреляли по миноносцу; было убито и ранено несколько человек; за минуту до того они радовались, что им удалось выбраться из пекла.
Английская эскадра, уходя из бухты, дала залп по Цементному заводу, откуда местные рабочие стреляли из пулеметов по переполненным пароходам, спешно снимавшимся с рейда.
До боли в глазах Кирилл Георгиевич всматривался в разбегавшуюся толпу, надеясь еще хоть раз увидеть лиловый шарф. Но толпа, удаляясь, сливалась в одно темное расплывчатое пятно.
«Капитан Сакен» вышел из бухты, развернулся за пустынной Суджукской косой и, набирая ход, взял курс к берегам Крыма. Следом за ним, подняв королевские флаги, шла английская эскадра, а еще дальше — французские миноносцы.
Змиев плотнее завернулся в пальто, но не мог согреться: душа его окоченела. Он поймал себя на том, что стоит на корме и по-прежнему держит в руках круглую желтую коробку со шляпой балерины. Это было все, что осталось от нее. Не раз он думал, что эта связь, причинившая ему так много страданий, неизбежно оборвется когда-нибудь. Но мог ли он предполагать, что она оборвется так внезапно и так страшно? Нет, не любила его Нина Белоножко…
Кирилл Георгиевич болезненно улыбнулся и, чтобы навсегда освободиться от прошлого, оставленного на берегу, решительно швырнул коробку в зеленый бурун, пенящийся за миноносцем, над которым с криком летели чайки.
— Прощай, Нина!
Маленькая капризная женщина была ему дороже сына, который еще дрался в Новороссийском порту, дороже всей России.
На корме стоял офицер в морском кителе, держал у глаз цейсовский бинокль. Змиев бросился к нему.
— Дайте мне на минутку бинокль.
Офицер снял бинокль с шеи.
— Хотите в последний раз взглянуть на русскую землю?
— Мы держим курс на Крым, а Крым ведь тоже русская земля.
— А я полагал, что мы идем в Турцию.
Кирилл Георгиевич приложил бинокль к глазам, все еще надеясь увидеть Нину, но увеличительные стекла вырвали из толпы фигуру рабочего, похожего на механика Иванова. Рабочий снял со столба на пристани трехцветный флаг, разорвал его и, стащив сапоги, начал обвертывать ноги полотнищами флага, будто онучами.
Это было настолько страшно, что Змиев тотчас же отдал бинокль офицеру и, опустив руки, отвернулся.
Мимо на полном ходу прошел назад к берегу миноносец «Пылкий».
— Что они, сдаваться пошли? — спросил морской офицер.
— Кутепов приказал подобрать остатки третьего Дроздовского полка, прикрывающего посадку, — услышал Змиев за спиной чей-то ответ.
«Уцелел ли Георгий?» — подумал Кирилл Георгиевич, но сердце не шевельнулось в нем, он подумал о сыне как-то безразлично, отвлеченно. Только Нина жила в его душе — странная, безумная, бесконечно дорогая женщина, ушедшая навстречу новой своей судьбе.
XXVI
Деникин с большими усилиями вывез из Новороссийска в Крым тридцать пять тысяч солдат и офицеров — все, что осталось от его армии. За несколько месяцев до этого генерал Слащов, имея две тысячи штыков, тысячу сабель, пятьдесят орудий, шесть танков и пять бронепоездов, преследуемый всего лишь одной бригадой сорок шестой стрелковой дивизии, входившей в состав Тринадцатой Красной Армии, благополучно ушел за Перекопский перешеек, где на всю глубину его на Чонгарском полуострове, Арабатской стрелке и в южной части Сиваша были возведены мощные оборонительные укрепления. Солдаты давно разбежались по домам, и в армии остались лишь кадровые офицеры, непримиримые враги советской власти.
Прибыв в Крым, Деникин вместе с начальником штаба генералом Махровым написал секретную телеграмму — приказ о сборе командиров всех частей на Военный совет в Севастополе 21 марта «для избрания преемника главнокомандующему Вооруженными силами юга России». Скрепя сердце Деникин сжигал свои корабли.
Первое совещание совета состоялось на квартире генерала Витковского, под председательством генерала Драгомирова. На совещании присутствовали подавленные событиями генералы Кутепов, Слащов, Сидорин, Кельчевский, Богаевский, Улагай, Шиллинг, Покровский, Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков.
Главнокомандующий на совет не явился, он оставался в Феодосии. Споры на совете продолжались два дня. Большинство генералов высказывалось за оставление главнокомандующим Деникина.
На второй день на заседание совета, происходившее во дворце, явился барон Врангель, только что прибывший из Константинополя. Несколько человек выдвинули его кандидатуру. После голосования Драгомиров послал Деникину телеграмму:
«Высшие начальники, до командиров корпусов включительно, единогласно остановились на кандидатуре генерала Врангеля. Во избежание трений в общем собрании, означенные начальники просят Вас прислать ко времени открытия общего собрания, к 18 часам, Ваш приказ о назначении, без ссылки на избрание Военным советом».
Оскорбленный Деникин запросил по телеграфу: присутствовал ли Врангель на заседании и знакомо ли ему постановление? Получив утвердительный ответ Драгомирова, Деникин красными чернилами написал свой последний приказ, отходную самому себе:
«1. Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами юга России.
2. Всем, шедшим честно со мной в тяжкой борьбе, — низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию!
Генерал Деникин».
Четвертого апреля Антон Деникин подал в отставку и
