её голосе. — Постарайся успокоиться! Ранение тяжёлое, но не смертельное, если оказать помощь! Ты меня слышишь?!
Где-то неподалёку, смешиваясь со звуками стрельбы и взрывами, послышались немецкие ругательства. Нет, Алексей не знал немецкий, но по тону было понятно, что кто-то кого-то костерит, что есть силы, на языке Гётте и Шиндлера.
— Меня Аней зовут, боец, — настороженно произнесла она, продолжая накладывать утягивающую повязку. — У тебя шок!
Но что-то изменилось в её голосе. И смотрела она на него уже не так, когда он только-только столкнулся с ней взглядами в этом странном месте, которое напоминало съёмочную площадку военного кино по мотивам Второй мировой. Только ведь в кино не должны так болеть ранения, разве нет?
Мимо них пробежали два бойца в изодранных осколками ватниках и с торчащими за поясом грантами, в руках у каждого было по ППШ. Нет, это что-то совсем выходящее за рамки понимания!
— Как он? — спросил, остановившись на мгновение один из бойцов.
— Нормально! — ответил Аня. — Сильный шок!
Боец похлопал её по плечу, перекинулся с ней парой слов, а Алексею подмигнул, почему-то назвав его Женьком и пообещал, что сейчас они этих немецких пулеметчиков уделают, будь уверен! Пожелав удачи, скрылся в развалинах.
— Да-да, и шок и боль и вообще, — быстро заговорил Алексей, морщась от боли. — Только ты же Диана, так? Это ведь тоже твоё имя!
И стал говорить быстро-быстро, причём часть слов он даже не понимал, ибо говорил он на абсолютно незнакомом ему языке.
Теперь её взгляд уже не был настороженным. Теперь её серые глаза светились холодным любопытством и решимостью. Примерно таким же, когда он последний раз видел её в номере отеля, а над кроватью светился бешено вращающийся металлический шар, а в комнате пахло озоном. К н и г о е д. н е т
— Хорошо, — наконец, произнесла она. — Сейчас я тебя перевяжу и дотащу да санчасти, где тебя подлатают, а потом ты расскажешь мне всё, что знаешь, всё, что с тобой произошло, вплоть до того момента, как оказался здесь.
Он схватил её здоровой рукой за плечо.
— А где? Где я?! — он хотел назвать её по имени, но сейчас перед ним была почти незнакомая девушка, которая видела его впервые в жизни, и он ощущал определённый барьер между ними.
— В Сталинграде, Алексей, — продолжая его бинтовать, ответила она, — в Сталинграде. И зовут тебя, если что, Евгений. Красноармеец Евгений Жидков. Понял?
Ответить он не успел, вместо этого где-то над головой раздался оглушающий взрыв, и сверху на них посыпалась кирпичная крошка со штукатуркой.
— Ну что, — она смахнула в сторону светлый локон, — готов… Женя?
И она, перевалив его на плащ-палатку, стала его тянуть, а он, как мог, помогал ей, отталкиваясь ногами.
Глава 34. Пробуждение
Сначала тебя настигает чувство, подобное тому, когда ты всплываешь с глубины на последнем дыхании и делаешь жадный вдох, а потом — будто ты резко падаешь с высоты на бетон, но вместо того, чтобы расплющиться в кляксу, подскакиваешь обратно в момент удара, как какой-нибудь мячик.
И вот ты опять в гостиничном номере, но с трудом веришь в происходящее, так как в твоей голове смешались две реальности, и ты не знаешь, какая из них настоящая, а какая нет. И больше всего тебя пугает осознание того, что обе они реальны настолько, насколько это вообще может быть.
— Что это было?! — заплетающимся языком закричал я, вскакивая на кровати. Дыхание было глубоким и сбивчивым, а сердце колотилось так, что готово было выскочить из грудной клетки, проломив рёбра. — Меня убили?! Где я?!
Война. Боль. Госпиталь. Кровавые бинты и острый запах медикаментов. Люди в белых халатах и марлевых повязках, снова боль. И Аня, которая одним своим присутствием облегчала эту боль, а то и вообще снимала. Как это у неё получается? Начальник госпиталя заходил в палату с осмотром, хвалил её. Да что там! Все бойцы не нарадуются, когда она приходит.
Будь они без рук, без ног, или с завязанными глазами, которые, возможно, уже никогда не увидят дневного света и окружающего мира, они все ждали и радовались её появлению.
Не сразу понимаешь, что вокруг всё по-настоящему. Стоны по ночам, ампутированные конечности, ночной бред раненых бойцов, для которых война не прекращалась даже во сне, ночные налёты люфтваффе. И постоянная нескончаема канонада, доносящаяся с того берега Волги, где вермахт и союзные ему войска пытаются метр за метром взять город, который в скором времени станет ловушкой для нескольких сотен тысяч немецких солдат.
Город имел не только стратегическое значение, но символическое, и одни хотели свалить и растоптать этот символ, а другие — ни в коем случае этого не позволить.
И вот я снова в гостиничном номере. Снова в Москве двадцать первого века. И снова рядом со мной рядом — ОНА!
Я ошалелыми глазами таращился на Анну, которая всё так же сидела на краю кровати и молча своим испытующим взглядом, смотрела на меня. Злополучный шар спокойно лежал на простыне, ощутимо вдавив под себя матрас.
Язык меня слушался плохо, голова кружилась, и зрение не могло толком сфокусироваться на выбранной точке, всё плыло перед глазами, из-за чего начинало заметно мутить. Руки и ноги отказывались подчиняться указаниям мозга и двигались так, как будто я их одновременно и отлежал и отсидел. Чёрт! Да так и сломать кости не долго! Но тут же я ощутил постепенно нарастающее покалывание в мышцах, к которым возвращался привычный тонус.
— Ты — в гостинице. Нет, не убили, — спокойно ответила Анна, при этом даже не подумав одеться, — Госпиталь бомбили, тебя оглушило взрывной волной, но ты, то есть он, выжил. Старшина Евгений Жидков пережил Сталинградскую битву, но погиб в апреле 1945-го года при штурме Зееловских высот. Как ты себя чувствуешь? Должно быть, испытываешь слабость и тошноту. Это скоро пройдёт.
Последнюю реплику я пропустил мимо ушей, ибо уж от кого-кого, а от неё слышать заботу о моём здоровье, мне хотелось в наименьшей степени.
Я, как был в неглиже, выскочил из мятой постели, словно
