Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
— Спасибо вам, — ответила женщина, — что вы ко мне по-людски относились. Если бы не вы — так я бы и одного часу в вашем семействе служить не осталась.
— Чего же так, Сана?
— Ай, Сергей Яковлевич, свои глаза нужно иметь. Неглупый вы человек, а посмотришь на вас — так сущий младенец!..
На столе, среди свежей почты, его ожидало грязное письмишко от черносотенцев.
«Не пытайтесь, — угрожали ему, — рядиться в маску страдальца за народ. Вы довольно-таки ловко прикидываетесь верным слугою царя, но этот номер вам не пройдет. Для нас, истинных патриотов, вы всегда останетесь только краснозадой сволочью, и мы прихлопнем вашу лавочку. Одумайтесь, пока не поздно!..»
— Конечно, — сказал Сергей Яковлевич, — что они могут знать обо мне, эти господа? Но в одном они правы: мне следует одуматься. Или — или…
Собственно, что ему делать? Хорошо вот Пете: разбирает свои гравюрки, воркует над «великими мужами» и — все тут. «Стоило мне соваться в этот навоз. Я же не Столыпин, который смело пройдется по черепам. Я тоже маленький человечек, как и Огурцов, только не беру взяток.
Может, пойти к Кобзеву? Сказать ему — так и так, мол. Спокойствие губернии и прочее. Историческая необходимость. Лес рубят — щепки летят. Простите, но вы понимаете, что я был вынужден сделать это. У меня колокольня не своя, а — государственная. Интересы отечества…
Нет уж, конечно, в таких делах лучше быть Столыпиным!»
Сергей Яковлевич привел себя в порядок и направился к Кобзеву. На улицах города все пребывало в отменном спокойствии — просто не верилось, что внутри губернии клокочут какие-то подземные силы. Обыватели мирно сидели по домам, гоняли чаи из пузатых самоваров и дышали тем воздухом, который в неограниченных дозах отпускало им начальство, снисходя к человеческой слабости…
— Идет, — сказал чей-то голос. — Гляди, какой!
Возле кабака, темно и гадливо, копошился народец. Прямо скажем — никудышный народец, большей частью из просивушенных агентов Штромберга.
— Очки нацепил, — бросил кто-то по адресу Мышецкого.
— Паразит проклятый! Все они хороши с жандармом…
И вдруг соскочил с крыльца какой-то хилый мастеровой, уже старик, рвань и голь, заплата на заплате: затряс перед губернатором зажвяканными в труде кулаками:
— У-у, кровопийца! Душегуб! Палач царский! Погоди — ужо вот придет наше времечко…
Мышецкий остановился, поправил пенсне.
— Послушайте, — сказал он, — как вам не стыдно? Пожилой человек, а говорите глупости. Где и когда я пил вашу кровь и душегубничал?
Откуда-то из темноты выступила знакомая фигура Борисяка. Санитарный инспектор подошел к «орателю» и, стиснув ему руку, заставил выпустить камень. Потом Борисяк треснул мужика коленом под щуплый зад, втолкнув его в двери трактира.
— Иди вот! — сказал спокойно. — Допивай, что не допил…
Они пошли рядом, и Борисяк не сразу заговорил:
— Вы не должны, Сергей Яковлевич, по одному этому дураку судить вообще о рабочих. Это же явный зубатовец, но скоро они прозреют. А некоторые уже прозрели.
— Но это же просто нападение! Это… черт знает что!
— Да, они сильно возбуждены, — отозвался инспектор. — У них сейчас в союзе какие-то нелады. Вот и бесятся…
Они еще долго шагали молча, потом Мышецкий рассказал о письме черносотенцев, сопоставил его с угрозами этого жалкого мастерового. Где смысл?
— Да, — согласился Борисяк, — ваше положение сейчас действительно хуже губернаторского.
— Я не шучу, — продолжал Мышецкий. — Вот уже с весны как я приехал сюда, я болтаюсь здесь между левыми мнениями и правыми. Причем левые считают меня правым (и я не возражаю), а правые облаивают меня за левизну (и мне трудно возразить им тоже). Согласитесь, Савва Кириллович, что это ужасно!
— Примкните к берегу, — посоветовал Борисяк.
— К какому?
— В природе имеются только два: левый и правый. Сергей Яковлевич слегка улыбнулся:
— Но я предпочитаю плыть далее по самой середине — там, где поглубже.
— Не захлебнитесь, — тихо предупредил Борисяк.
— Я хочу повидать Ивана Степановича, — поделился Мышецкий. — Мне хотелось бы предостеречь его…
Борисяк так и замер на месте:
— А разве вы не знаете, что Кобзев арестован?
— Как?
4
— Вот так, — ответил Аристид Карпович.
Он сидел в кресле, одетый в бухарский халат с разводами, над головой жандарма висела клетка, и в ней распевал щегол.
— К сожалению, — договорил полковник, — обстоятельства сложились таким образом, что я был вынужден ускорить арестование вашего подопечного статистика. Дело в том, что Витька Штромберг…
— Ах, оставьте! Мне нет никакого дела до вашего Витьки!
— Но вы должны меня выслушать, князь.
— Ну?
— Этот подлец действительно удрал из губернии…
— Туда ему и дорога!
— Но он не просто удрал — он утащил с собой всю рабочую кассу Уренского союза взаимопомощи.
— Но при чем здесь Кобзев?
— Не горячитесь, князь! При данной ситуации Кобзев тем более опасен для спокойствия губернии. Выходит, что теперь он оказался прав перед рабочими, а я, полковник Сущев-Ракуса, оказался в дураках… Нет уж, дудки!
Сергей Яковлевич сунул руки в карманы, выпрямился:
— Полковник, вы мне обещали недавно великие события, не так ли?.. Скажите, что следует подразумевать под этими великими событиями? Обогащение вашего Витьки за счет рабочих копеек? Или же мы с вами тоже должны будем прихватить что-нибудь подороже и убежать из Уренска?
— Погодите креститься — гром еще не грянул. Мы с вами умные люди, князь! Как-нибудь выкарабкаемся…
— Благодарю, — ответил Мышецкий, — я постараюсь выкарабкаться один.
— Один вы ничего не сделаете. Ваша жизнь в опасности. И вы сами не пожелаете разделить судьбу Влахопулова. Вот, полюбуйтесь, князь!..
Сущев-Ракуса перекинул ему чей-то анонимный донос:
«Имею честь донести, что в Осиновой роще завтра, во вторник, в доме мещанки Багреевой, ровно в десять часов вечера, состоится подпольное собрание ультра-анархистов, злейших врагов ныне существующей власти. Готовится новое злодеяние. Ваш верный доброжелатель».
— А это очень серьезно, князь, — напомнил Сущев-Ракуса.
Мышецкий верил и не верил.
— Хорошо, — сказал он. — Я пойду вместе с вами. Мне надоели эти неясности…
…Что же случилось в Уренской губернии с насаждением «полицейского социализма»? Почему именно Кобзев, давно скатившийся в межпартийное «болото», вдруг оказался арестованным? Ответ прост: он слишком больно наступил на любимый мозоль жандарма — на его союз взаимопомощи. Это и погубило Кобзева!
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
