— Которое ты выберешь, Герлинда? Какой вкус останется последним на твоих губах, прежде чем ты отправишься на встречу с нашим Великом Предводителем?
Теперь уже Герлинда не выдержала: тряся головой, она разразилась рыданиями.
— Нет. Нет. Нет…
«Второе, Герлинда! — внушала ей я. — «Выбери гамбургер!»
— Решай немедленно, или я выберу за тебя, — выплюнул Рахаб, когда ее всхлипы стали совсем бессвязными.
— И ты можешь только догадываться, что именно я выберу.
Она как-то умудрилась поднять вилку, дрожа всем телом, и опустить ее в кусок лимонного пирога.
Нет! Несколько Князей довольно заголосили, когда она выбрала то, за что они голосовали, другие же издали неодобрительное гудение.
— Вперед, cherie, — расплылся в улыбке Рахаб. — Наслаждайся. Мы-то уж точно будем.
«Только не пирог, Герлинда! Нет! Яда нет в гамбургере!» — Я припала к столу с такой силой, что тот продвинулся, и я почти что упала вперед.
Герлинда уронила вилку со звонким стуком и прижала пальцы к вискам, закрыв глаза.
«Молодец, девочка!» — мысленно поощряла я.
«Вторая тарелка. Та самая».
Учащенно дыша, она выбрала гамбургер, и Рахаб нахмурился.
Те Князья, что голосовали за пирог, недовольно завыли, а те кто поддерживал гамбургер — триумфально закричали.
Герлинда держала перед своим лицом еду так, словно это была ожившая крыса. И тут, сделав глубокий вдох, она перестала рыдать, взяла себя в руки и откусила.
Аудитория замерла.
Герлинда жевала и жевала. Перегнувшись пополам и бросив остатки гамбургера на тарелку, она закрыла рот рукой, чтобы не выплюнуть все обратно.
Проглотив, она ухватилась двумя руками за стол в тщетной попытке восстановить нормальное дыхание. В конце концов, когда, казалось, прошла целая вечность, она выпрямилась, не фокусируя взгляда ни на одном из Князей.
Подняв подбородок, она смотрела прямо перед собой.
Она выжила.
Когда стало окончательно очевидно, что шоу не имело желаемого продолжения, Князья впали в неистовство: подскочив, они качали головами, перекрикивая друг друга.
Я опала на спинку стула, с трудом подавляя улыбку.
Мы это сделали!
Рахаб поднял руку, чтобы утихомирить своих «собратьев». Они вновь расселись по местам, наблюдая, как тот описывал круги вокруг Герлинды, заложив руки за спину.
— Думаешь, ты очень умная? Или просто счастливая, м-м? — Она не ответила, продолжая смотреть строго вперед.
Рахаб остановился рядом с ней.
— Тебе был обещан один год, верно? — Она продолжала молчать. — Очень жаль, что честность не является нашей сильной стороной.
Он потянулся за спину и вытащил револьвер с глушителем, приставив его прямо к ее виску.
Аудитория замерла, но радостные вскрики со стороны Князей и духов были просто неудержимыми.
Герлинда закрыла глаза, и рука Рахаба напряглась, когда он приготовился привести курок в действие.
— Нет!
Я удивилась своему возгласу также сильно, как все остальные в аудитории. В ужасе я прижала пальцы к губам.
Каждая голова в помещении теперь повернулась в направлении нашей группы.
Мои друзья смотрели вперед себя, словно статуи.
Я опустила руки, зная что уже слишком поздно.
Все кончено.
— Кто из вас посмел высказываться на священном саммите? — прогремел Рахаб.
Ухватившись за край стола, я поднялась, молясь, чтобы мои друзья, в отличии от меня, продолжала хранить молчание.
— Она — моя.
Мой отец поднялся вместе со мной с мрачным выражением напряжения и раздражения на лице.
— Она все еще на тренинге. Мне следовало предупредить ее. Она не привычна к нашим правилам.
— Это, конечно, может быть и так, брат мой, Белиал, — протянул Рахаб. — Но за вмешательство и нарушение субординации девчонке следует преподать урок.
— Я согласен. И я позабочусь об этом. Давайте заканчивать здесь и, наконец, приступим к реальным делам, которые ждут нашего внимания.
Он указал пальцем в направлении города, затем повернулся и окатил меня холодным взглядом:
— Теперь сядь, девочка, и держи свой рот закрытым.
Я села.
— Это не соответствует должному протоколу, брат.
Голос Рахаб звенел от раздражения, словно у ребенка, которому не дали возможности поступить так, как ему того хотелось.
— Проступок подобный этому требует немедленного вмешательства.
— Со всем должным уважением, Рахаб, — произнес мягкий женский голос.
Голова каждого повернулась в сторону Иезавель.
— Это, вполне возможно, требовалось в те времена, когда в нашем распоряжении находилось тысячи Нефилимов. Теперь, когда их стало гораздо меньше, я лично считаю, что каждый Князь должен действовать по собственному усмотрению. Кобал хотел наказать свою дочь публично. Что ж, браво! Белиал предпочитает провести экзекуцию без свидетелей. Я говорю — мы позволяем это. Уверена, она подвергнется достаточным страданиям. Небольшая поблажка для Белиала, хм? Бросьте, это же его первый ребенок, в конце концов.
Рахаб зарычал в ее сторону.
— Мы вынесем это на голосование! Те, кто за немедленное наказание, поднимите руки.
Все, кроме четырех Князей, сидевших за столом рядом с моим отцом, проголосовали «за».
Восемь к четырем.
Мы проиграли.
Страх сковал все мое тело.
Мой отец по кругу оглядел Князей. Наклонив голову, он хрустнул сначала шеей, потом костяшками. Его желваки ходили из стороны в сторону.
Я сожалела, что мои действия поставили его в подобное положение. А ведь был момент, когда я реально поверила, что смогу пережить эту ночь. Но не выдержала испытание безразличного наблюдателя.
Да, мое сердце было мягким и ранимым, но… даже сейчас я отказывалась считать это слабостью.
— Дочь Белиала, выйди вперед. Сейчас же.
Глаза Рахаба впивались в меня в ожидании, что я снова брошу ему вызов — нечто, что, по-видимому, никогда не случалось на саммитах раньше.
Не чувствуя ног, я поднялась и начала идти. Где-то глубоко в сознании мне было интересно, выглядела ли я в этот момент так же смешно, как чувствовала.
На мой мозг обрушился шквал скрежещущего шума, когда легион демонов принялся нашептывать надо мной: тысячи голосов шелестели, словно ветер, колышущий сухие деревья.
Я поднялась на сцену со стороны стола своего отца, держась от Фарзуфа так далеко, как только могла.
