Книга Последний трюк - Себастьян де Кастелл

У каждой истории есть последняя страница, и мы не решаемся перевернуть её из страха, что тогда закроется дверь в те места, к тем людям и белкокотам, которых мы только начали по-настоящему узнавать. И всё же мы должны перевернуть эту страницу, потому что каждого из нас ждут тысячи историй, и неразумно слишком долго задерживаться в одной из них.

– Но как же насчёт?..

– А они когда-нибудь?..

– А он однажды?..

Вопросы. Всегда есть вопросы. Даже после того, как книга закрыта и ей отведено место на полке – или, ещё лучше, она отдана другу, – остаётся желание потянуть за каждую оставшуюся ниточку. Наш собственный мир всегда поневоле незавершен, но должны ли остаться незавершёнными и миры наших историй?

Да.

Должно наступить то время, когда властелином станет воображение читателя – когда путь Келлена и последнее провёрнутое Рейчисом ограбление будут происходить в вашем сознании, а не в моём. Момент, когда уже не имеет значения, что думает или имеет в виду автор. Иначе автор становится своего рода тираном, а книга – клеткой, в которую заперт читатель.

Всё это не означает, что в будущем не будет больше книг про некоего хитрого (а иногда и ноющего) изгоя и его вороватого, шантажирующего (а в последнее время и вымогающего) делового партнёра. Но по крайней мере, на некоторое время мы должны их освободить.

– Но как же насчёт?..

Я не знаю. Предоставьте это вашему воображению – и увидите сами.

– А она когда-нибудь?..

Спросите их. Эти двое так же глубоко засели в вашем сознании, как и в моём.

– А он когда-нибудь?..

Обещаю, ответ ждёт в вашем собственном воображении.

Это просто. Давайте, я вам покажу…

…Представьте себе корабль. Настоящий гитабрийский торговый корабль дальнего плавания с длинными крепкими дубовыми досками обшивки изогнутого корпуса, с блестящими бронзовыми колпаками на каждой мачте. Грот-парус так прекрасно справляется с ветром, что корабль буквально скользит по океану. Команда, выносливая и опытная, не может припомнить более спокойного плавания.

– Я сейчас умру, – стонет кто-то, перегнувшись через перила.

Обычно жалобное стенание можно приписать молодому изгою джен-теп, известному жалостью к самому себе, но сегодня, в исключительном акте почти неправдоподобного сверхъестественного правосудия, жертвой ужасной морской болезни оказывается слегка пухлый белкокот, чей мех стал точно таким же зелёным, как рвота, которую он извергает за борт, в воду внизу.

– Может, перестанешь есть сдобное печенье из трюма, – предлагает его деловой партнёр, в данный момент не подозревающий, что на следующее утро ему суждено проснуться со следами укусов на ногах и чёрной шляпой, заполненной до краёв рвотой белкокота.

– Дело не в сдобном печенье, – настаивает Рейчис, прежде чем ещё раз срыгнуть в спокойный океан внизу. – Всё дело в бушующем море. Буря века, вот в ней, должно быть, и дело. И вода наверняка кишит крокодилами.

Келлен не комментирует, опасаясь, что кто-нибудь из членов экипажа поблизости посмеётся над бедственным положением белкокота, и тогда… Ну моряки лучше выполняют свою работу, когда оба глаза при них.

– Это противоестественно, – стонет Рейчис. – Наземные существа не созданы для путешествий по воде.

– Противоестественно? Ты ведь помнишь, что постоянно прыгаешь с верхушек деревьев, чтобы парить в воздухе над каньонами?

– То совсем другое дело, идьёт. – Белкокот поворачивает голову, задрав морду кверху. – А тебя почему не тошнит?

Келлен пожимает плечами.

– Не знаю. У меня уже есть клаустрофобия и дюжина других проблем. Думаю, больше невезения в одного человека просто не влезет.

– Тогда почему ты выглядишь таким же несчастным, каким я себя чувствую?

Келлен не отвечает. Ответ будет столь же глупым, как и его чувства.

Чего ради он решил, что ему повезёт выбрать именно тот корабль, на котором плывёт Нифения? Она вряд ли смогла бы добраться до побережья вовремя, чтобы успеть на предыдущий рейс, но, возможно, выбрала более медленный маршрут и всё ещё оставалась на их континенте, сидела в каком-нибудь салуне путешественников, а рядом с ней – Айшек. Возможно, она даже надеялась, что Келлен войдёт в дверь.

«Глупо, глупо, глупо, – думает он. – Теперь я застрял на этом корабле на следующие три недели. Я направляюсь в место, где говорят на незнакомом мне языке, и понятия не имею, как себя там вести. Скорее всего, я окажусь на Острове Тех, Кто Презирает Метких Магов».

Не то чтобы моряки на этом корабле особенно любили метких магов. Последние события заставили большинство здравомыслящих людей с недоверием относиться к тем, в ком течёт кровь джен-теп. Чтобы Рейчис мог немного поспать в перерывах между приступами морской болезни, Келлену приходится бодрствовать по ночам, и он всё время держит в кармане монеты кастрадази и полдюжины стальных карт для метания в правой руке. Оказывается, трудно не намочить порошок, находясь в море.

– Как поживает твой друг? – спрашивает один из матросов.

Он примерно одного роста с Келленом, но более плотный и с густой рыжей бородой, которую не стриг ни разу за последние десять лет. Кроме того, он единственный ведёт себя с пассажирами хоть отчасти вежливо.

– Он в порядке, – отвечает Келлен. – Он просто очень любит блевать, вот и всё.

Моряк хихикает.

– Благородный с виду зверь. Без сомнения, грозный противник в бою.

– Ты всё правильно понял, большой уродливый медведь, – бормочет Рейчис и снова принимается стонать.

– А ты? – спрашивает моряк Келлена. – Уж извини, но у тебя такой… потерянный вид.

– Я тоже в порядке. Счастлив до невозможности.

Матрос хлопает его по спине.

– Я уже видел такой взгляд, дружище. Ты таращишься на море, как человек, который размышляет: быть может, упасть в воду будет лучше всего, ведь то, что он ищет, он найдёт только на дне океана.

– И снова – я в порядке, спасибо, что спросил. Не хотелось бы отрывать тебя от твоих обязанностей.

Келлен знает, что это вряд ли будет проблемой. Уже поздно, и над головой зажигаются звёзды. «Они довольно красивы», – думает он, но, к своему удивлению, понимает, что предпочитает звёзды над пустыней. Он уже собрался забрать белкокота и вернуться в свою каюту, когда матрос кладёт руку ему на плечо. Келлен вдруг осознаёт, что на этой части палубы их только двое.