Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
– Ну и что же следует из того, что нам известно? – спросила Линдзи, когда он вкратце изложил ей суть переданной оператору информации.
– Не знаю.
Мысли Хатча были полны тем, что он увидел в самых последних из своих видений, половину из которых не понял. Но и того, что понял в них – сущность коллекции Нейберна-младшего, – было достаточно, чтобы наполнить его страхом за Регину.
Не имея возможности, как Хатч, видеть саму коллекцию, Линдзи сосредоточилась на тайне связи между ним и младшим Нейберном, которая вроде бы немного прояснилась, когда удалось установить личность убийцы в черных очках, но, с другой стороны, по-прежнему оставалась совершенно непонятной и необъяснимой.
– А видения? Они-то откуда взялись на нашу голову? – спросила она, пытаясь постичь суть сверхъестественного явления примерно таким же путем, каким постигла суть реального события, сводя его к отдельным сущностям и соединяя их на мазоните в целостные композиции.
– Не знаю, – честно признался Хатч.
– Связь, благодаря которой мы едем за ним по пятам…
– Не знаю.
Она не вписалась в поворот. Машина вылетела с шоссе на посыпанную гравием обочину. Из-под заскользивших задних колес брызнули мелкие камешки, дробно забарабанили в дно автомобиля. Мелькнул охранительный поручень, слишком близко, машина затряслась от частых, частых, частых ударов металла о металл. Прикусив нижнюю губу так, что, казалось, из нее вот-вот брызнет кровь, Линдзи железным усилием воли выровняла машину.
Хотя Хатч полностью сознавал, что происходит вокруг, видел Линдзи, чувствовал, что машина мчится на сумасшедшей скорости по извилистому, иногда слишком узкому и потому вдвойне опасному шоссе, мысли его беспрестанно возвращались к той страшной картине, которая промелькнула перед его возмущенным взором в видении. И чем больше он думал о намерении убийцы пополнить свою мрачную коллекцию за счет Регины, тем сильнее его охватывал страх за нее, подхлестываемый к тому же дикой злобой на убийцу. И впервые раскаленная добела злоба эта, сродни отцовской, была направлена на нечто, полностью заслуживающее ненависти, на предмет, достойный погибели в ее всепожирающем пламени.
Приближаясь к подъездной дороге к заброшенному парку аттракционов, Вассаго, оторвав взгляд от совершенно пустынного теперь шоссе, перевел его на связанную девочку с торчащим изо рта кляпом, сидевшую рядом с ним. Даже в полумраке машины от его взгляда не ускользнуло, что она пыталась растянуть стягивавшие ее путы. Запястья ее уже начали кровоточить. Маленькая Регина надеялась, что ей удается развязать веревки, наброситься на него или как-то сбежать, хотя положение ее было более чем безнадежным. Какая сила жизни! Девочка заставляла его трепетать от возбуждения.
Ребенок этот был настолько индивидуален, что нужда в матери вообще может отпасть, если ему удастся придумать ей такую позу для коллекции, которая станет подлинным произведением искусства, равным по мощи воображаемым композициям, требовавшим для своей реализации обязательного наличия двух участников: матери и дочери.
По пути сюда он ехал относительно неспешно. Но, когда свернул на длинную подъездную дорогу к парку, увеличил скорость, горя желанием побыстрее возвратиться в музей мертвецов, надеясь почерпнуть вдохновение от его близости и самой атмосферы.
Много лет тому назад по обеим сторонам широкой, в четыре ряда движения, подъездной дороги росли великолепные цветы, кустарники и купы пальм. Деревья и кусты были выкопаны, помещены в специальные горшки и увезены агентами или кредиторами. Цветы же погибли и превратились в труху, когда была отключена система водоснабжения.
Южная Калифорния – это пустыня, возвращенная к жизни человеческими руками, и, когда руки эти перестают без устали обрабатывать ее, пустыня вновь возвращает себе ранее утраченные территории. Такова судьба всего, что создано гением человека, этого несовершенного творения Бога! Асфальт вздулся и весь пошел трещинами, когда за ним перестали ухаживать, в некоторых местах выщербился настолько, что вообще исчез под заносами песка. Свет фар выхватывал из темноты кустики перекати-поля и другую пустынную поросль, уже побуревшую, хотя со времени сезона дождей, угнанного на запад ночным ветром, дувшим с опаленных солнцем холмов, прошло всего лишь шесть недель.
Доехав до мощных, похожих на столбы тюремных ворот, колонн, цепочкой растянувшихся поперек всех четырех рядов движения, Вассаго сбавил скорость. Колонны эти предназначались для заслона против незапланированных посещений запираемого на ночь парка, и между ними были протянуты цепи такой толщины, что срезать их, даже с помощью специального болторезного приспособления, было практически невозможно. Теперь просветы между столбами, когда-то находившиеся под неусыпным надзором обслуживающего персонала, были забиты сухой травой, нанесенной ветрами, и мусорными отбросами, оставленными там хулиганами. Он поехал в объезд столбов по невысокой обочине, подпрыгивая на ухабах затвердевшей под солнцем почвы, когда-то сплошь покрытой буйной тропической растительностью, преграждавшей дорогу автомобилям, затем, когда препятствие осталось позади, снова свернул на асфальт.
В конце въездной дороги выключил фары. Теперь в них отпала нужда, так как здесь не было дорожных полицейских, могущих остановить его за то, что ночью едет с выключенными фарами. Глазам его тотчас стало легче; если преследователи сумеют догнать его, им придется следовать за ним вслепую.
По диагонали пересек огромную и жутковато пустынную автостоянку, направляясь к служебной аллее, обегавшей парк по его юго-западной окраине и бежавшей вдоль внутреннего забора, отделявшего аллею от территории, где находились собственно аттракционы.
Пока "хонда" прыгала по рытвинам и ухабам асфальтового покрытия, Вассаго усиленно напрягал свое безумное воображение, перебирая различные кровавые варианты умерщвления жертвы, которые могли бы оказаться полезными при принятии окончательного художественного решения относительно ребенка. Ни один из проносившихся в голове вариантов пока не устраивал его. Образ должен взволновать его. Возбудить его эстетические чувства. Его истинную художественность Вассаго сразу определит, ибо будет потрясен.
Сладострастно смакуя воображаемые пытки, каким подвергнет Регину, он опять ощутил в себе странное присутствие, обычно посещавшее его по ночам, и проникся его исключительной, необыкновенной по мощи, яростью. Неожиданно окунулся в другое психическое видение, завертелся в вихре знакомых предметов, но с одним важным дополнением: перед его взором мелькнула Линдзи за рулем машины… телефонная трубка, зажатая в дрожащей мужской руке… затем перед глазами возник предмет, мигом разрешивший проблему художественного выбора… распятие. Пригвожденный к кресту Христос в знаменитой позе благородного самопожертвования.
Он закрыл глаза, и образ Иисуса исчез, затем взглянул на помертвевшую от страха девочку, снова закрыл глаза, и воображение нарисовало ему, каким образом он сможет объединить обоих – девочку и Иисуса – в общей композиции. Он использует Регину в виде пародии на Распятие. Великолепно, лучшего и не придумать. Но она не будет прибита к кизиловому кресту. Сначала он казнит ее в глубине павильона на брюхе свернувшегося на груди у тридцатифутового Люцифера Змия, затем распнет ее, а священное ее сердце вырвет из груди и превратит его таким образом в обобщающий символ всей своей коллекции. Такое чертовски выразительное ее использование напрочь отметает необходимость введения в композицию матери, ибо в этой позе девочка сама по себе предстанет как высшее достижение его эстетического гения.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
