Всегда, вездеС полночи до утра,С вечера до вечераИ снова до утра.
Отец мой фон-барон дерет очень богатых,А я, как сукин сын, кривых, косых, горбатых.
Припев и дальше в таком же духе. Во время исполнения этой песни Капка всегда куда-нибудь уходила, и не потому, что имела благородное воспитание, а просто слова оскорбляли в ней что-то особое, женское. С невинностью своей она рассталась здесь же, на чердаке их дома, прозванном местной шпаной «Храмом порочного зачатия», под вой и грохот осенней бомбежки 1941 года, и произвел ее в женщины местный хулиган по кличке «Фитиль». На том, собственно говоря, они и расстались.
Теперь, после войны, в том же переулке и в том же дворе завязалась любовь между нею и Славкой Соловьевым. Бравый Славкин вид, ордена и медали, сверкавшие на его груди, вскружили Капке голову, ну а миниатюрные Капкины формы, ее хорошенькое личико, нежная, как у младенца, кожа просто свели Славку с ума. Он готов был воровать для нее день и ночь, тем более что вскоре она стала носить его ребенка.
Банде же, чтобы иметь много денег, одних Славкиных краж было мало, и она решила совершить налет. Славка предложил квартиру врача-венеролога Ельянова на Арбате. У Ельянова он лечился от триппера, который подцепил еще до знакомства с Капкой. Друзья советовали ему лечиться парным молоком. Говорили, что оно помогает, но он их не послушал. Ельянов обещал его вылечить за два сеанса, потребовав за лечение четыре тысячи рублей. Он дал ему три тысячи (больше не было), а на следующий день принес материну лисью горжетку, купленную за тысячу на Даниловском рынке. Однако от триппера врач его так и не вылечил, а поэтому Славка стал считать его своим должником и отомстить ему считал совсем не лишним. К тому же у Ельянова, судя по обстановке в квартире, было чем поживиться.
7 апреля 1946 года в квартире 18 дома 4 по Арбату, это рядом с рестораном «Прага», когда в нее пришли бандиты, кроме Ефрема Борисовича Ельянова, врача поликлиники Министерства тяжелой индустрии, находились жившие с ним под одной крышей: его сестра, Софья Борисовна Дарская-Толчинская, ее муж, конферансье ВГТКО (Всероссийского государственного театрально-концертного объединения) Дарский, их сын, ученик восьмого класса Леонид, и еще одна сестра Ельянова – Эскина Раиса Борисовна. Не так давно все они вернулись из Иркутска, где находились в эвакуации. Кроме того, в прихожей квартиры находились пришедшие к Ельянову на прием двое больных.
Войдя в квартиру, Соловьев достал из кармана свой «вальтер» и предложил всем поднять руки. Вынул пистолет и Буланов. Этот пистолет он взял, идя «на дело», у Морозова по кличке «Мексик», жившего на Арбате. При виде оружия Дарский вынул бумажник и отдал бандитам находившиеся в нем деньги. Копаясь в шкафах и ящиках, Толмачев обнаружил фрак Дарского и надел его на себя. Ему и в голову не могло прийти, что этот пиджак с хвостиками может стоить четыре тысячи рублей! Не знал он и того, что в нем конферансье Дарский смешил публику вместе с Мировым, с тем самым Мировым, который после смерти Дарского будет смешить ее вместе с Новицким.
Когда Толмачев обрывал телефонный шнур, в дверь квартиры кто-то постучал. Все сразу застыли, одни в страхе, другие в надежде. Оказалось, что это соседка. Бандит Харитонов открыл дверь и впустил ее в квартиру. Соловьев велел соседке сесть в приемной, а одного из пациентов попросил объяснить ей, что происходит в квартире. Потом он прошел в кабинет Ельянова, открыл висевший на стене шкафчик с медикаментами и взял из него какие-то три коробочки. Не поняв, что на них написано, спросил врача: «Это пенициллин?» Тот, скрыв от Соловьева то, что в коробочках находится стрихнин, сильный яд, дал ему две баночки с надписью «Пенициллин». Может быть, он в тот момент пожалел, что влил Соловьеву вместо пенициллина дистиллированную воду? Возможно. Во всяком случае, на следствии Ельянов говорил о Соловьеве как о неизвестном ему бандите. В каком-то смысле он был прав, Соловьев ведь лечился анонимно и своих паспортных данных ему не сообщал. Соловьев тоже не стал напоминать Ельянову об обмане. Взяв баночки с пенициллином, он обратился ко всем домочадцам и тихо произнес: «Не поднимать шума, мы еще вернемся». Тут Толмачев спросил его: «Ну что, прикончить их?» Соловьев на это ничего не ответил, а только сказал: «Пойдем», после чего все бандиты ушли.
В квартиру они, конечно, не вернулись. Брать там было больше нечего. Они и так забрали, помимо фрака, два мужских пальто, коверкотовый костюм, плащ, золотые часы марки «Стома» овальной формы, круглые часы «Ландрин» с черным циферблатом и часы «Эска» со светящимися стрелками. «Стому» и «Эску» продали на следующий день у Петровского пассажа за тысячу восемьсот рублей, а «Ландрин» – на Тишинском рынке за тысячу девятьсот. Пропив похищенное, они стали строить новые планы. Приближался праздник солидарности трудящихся всех стран, Первое мая, и следовало подумать о деньгах для того, чтобы его достойно встретить и провести. Вечером, 30 апреля, банда совершила налет на квартиру другого врача-надомника, на этот раз зубного, Доры Марковны Кушнер в доме 26 по улице Грузинский Вал. Врач пустила их к себе, приняв за пациентов, а они скомандовали «Руки вверх!» и обчистили квартиру. После этого, в мае, совершили еще два неудачных налета. В обоих случаях в квартирах находились дети, которые начинали плакать, после чего Соловьев давал команду уходить. Удрученный неудачами Соловьев решил вообще отказаться от квартирных налетов, заявив, что он теперь будет совершать ограбления на «гоп-стоп». До этого, правда, не дошло. 8 мая 1946 года его арестовали.
