Расследование преступлений Ивана Каина не случайно началось именно с этого дела. Для людей Средневековья и раннего Нового времени кража девицы из дома отца «для блудного дела», даже при ее добровольном согласии, находилась в ряду наиболее тяжких преступлений. Например, в 1687 году расследование в Москве дела об увозе обманом и изнасиловании молодой девушки Мавретки Венцилеевой высокопоставленным служилым человеком Степаном Коробьиным потребовало вмешательства юных государей Иоанна и Петра Алексеевичей и регентши-царевны Софьи Алексеевны, которые приговорили насильника к наказанию кнутом, крупному штрафу в пользу Мавретки «за бесчестье ее и на приданое» и ссылке в Соловецкий монастырь[630]. По мнению американской исследовательницы Н. Ш. Коллманн, центральная роль в обеспечении стабильности семьи и общественных институтов принадлежала женщине и потому «сексуальная невоздержанность могла потрясти основы общества сильнее, чем преступление и проклятия: она разрушала семьи, унижала отцов и мужей, плодила нежелательных детей», а сексуальные оскорбления «ставили под угрозы шансы девушки на замужество и унижали семью в глазах села или местной общины»[631].
А. Д. Татищев принялся лично допрашивать Каина о совершённых им преступлениях, а также о его сообщниках и покровителях. Осознав безвыходность своего положения, доноситель начал давать признательные показания, каждый день делая по несколько новых заявлений, впутывая в дело всё больше и больше подозреваемых — чиновников разного калибра, купцов, «фабричных» и т. д. Генерал-полицмейстер особенно старался выведать компрометирующие сведения о служащих Сыскного приказа и других московских учреждений, оказывавших покровительство «доносителю из воров».
Из показаний Каина следует, что он находил общий язык с канцеляристами Сыскного приказа благодаря подаркам, преподносимым как самим чиновникам, так и членам их семей. Так, на одном из допросов он сделал следующее признание: «Того ж де приказу секретари Иван Богомолов, Сергей Попов, Петр Донской да протоколист Молчанов, будучи в приказе, почасту говаривали ему, Каину, чтоб он, Каин, позвал их в питейный погреб и поил их рейнским, которых де он и паивал часто и издерживал на то по рублю и больше. А когда он их в том не послушает, то держивали ево в том Сыскном приказе под караулом. И ис того задержания потому паивал их за то, когда на него произойдет какая в чем жалоба, чтоб они ему в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что де и самым делом бывало неоднократно, а по какому делу имянно, припомнить не может. А ежели, пачи чаяния, они в том будут запираться, то он может обличить их торгующим шляпами Якимом, а чей сын, не знает, которой те шляпы и приносил при тех секретарях в питейный погреб, коими тако ж и сверх того он, Каин, за то даривал их, секретарей и протоколиста, шапками, платками, перчатками и шляпами немецкими пуховыми, а протоколисту де и сукна цветом свинцоваго на камзол прошедшим летом в доме ево подарил, да жене ево бархату черного аршин, да об[ъ]яри на болохон и на юпку цветом голубой, а сколько аршин, не упомнит, да в разные времена три или четыре платка италианских, и он де просил с него на кафтан себе сукна, токмо де он не дал»[632].
Обратим внимание на то, каких подношений ждали чиновники от Каина: «рейнское вино», «перчатки», «немецкие шляпы пуховые», «сукно цветом свинцовое на камзол», «платки итальянские» и пр. Вероятно, правы те историки, которые утверждают, что в XVIII веке амбиции и аппетиты чиновников возросли[633]. Отметим также, что Каин был вынужден делать канцеляристам подарки и угощать их не только для того, чтобы они не доводили до «дальнего следствия» дела по челобитьям против него, но также и в целях собственной безопасности — иначе он мог попасть «под караул».
Сыщик сильно зависел от секретарей Сыскного приказа и уж тем более от судей. На допросах бывший доноситель поведал и о тех усилиях, которые ему пришлось приложить для того, чтобы заручиться их поддержкой: «В прошедшем лете, а в котором месяце и числе, не знает, только после случившихся пожаров, Сыскного приказу судья Афонасей Яковлев сын Сытин говорил ему, Каину, что он мало воров к ним водит, и при том говорил же, что у него сахару и чаю нет. И он де, Каин, пошед от него и, купя в городе полпуда сахару кенарского (привезенного с Канарских островов. — Е.А.), отнес в дом ево, Сытина, которой и приняла у него служащая ево девка, а как завут, не знает, только в лицо узнать может. Понеже де он, Каин, часто к нему, Сытину, в дом хаживал и сверх того оной Сытин посылывал ево, Каина, во многия времена для разных в дом свой покупок, которые он и покупал, и хотя де оной Сытин и деньги на те покупки давал, однако де он, Каин, по большой части своими доплачивал, а иное всё на свои деньги покупал. А имянно купил на собственные свои деньги по приказу ево заслон железной, за которой дал полтину или десять алтын, не упомнит… В суконном ряду парчицу, называемую баракан, которую он, Сытин, торговал, причем был и он, Каин, и сторговал, после из дому своего послал с ним, Каином, за тою парчицу деньги не все, а сколько, не упомнит, а достальные велел ему, Каину, заплатить своими, семдесят капеек или болше, не упомнит. Да и другие де товары он, Сытин, мехи и протчее, а что имянно, не упомнит же, покупывал, а для тех покупок бирал ево, Каина, с собою для того, что во многие времена за разные товары деньги он, Сытин, не доплачивал в надежде на него, Каина, что ему, Каину, в тех недоплатных деньгах поверят, а паче того ради, чтоб он те деньги даплачивал собственными своими… А когда он, Каин, ему, Сытину, говаривал о переплатных своих деньгах, тогда он, Сытин, ему, Каину, токмо объявлял, что после заплатит, но ничего не заплатил. А как де он, Каин, по присылки от него, Сытина, в дом к нему не стал ходить, то де он и поставленных у него, Каина, солдат для сыску воров от него свел».
Со многими чиновниками Сыскного приказа Каина связывала не только «служба», но и «дружба». Во всяком случае, из протоколов допросов доносителя следует, что в гости к нему они захаживали и, конечно, сквозь пальцы смотрели на происходившее в его доме: «А что у него, Каина, в доме бывали зернь, о том, как объявленные Сытин, Непеин, так и секретари знали. А в одно время и в дом к нему приходили в гости того приказу секретарь Богомолов, правящей секретарскую должность Петр Донской да протоколист Молчанов и застали играков немалое число, токмо ничего не сказали и, выпив по рюмке вотки, от него пошли. И в той де надежде он на них и на судей как оную зернь в доме своем производил, так и вышеписанные продерзости чинил без всякого опасения». Протоколист Сыскного приказа Белоусов, обвиненный Каином в «игрании… в зернь, карты и кости», сначала «запирался», но на очной ставке признался, что «игрывал на деньги, а во сколько раз, не упомнит, а в ыгре бывало только копеек до шести».
