— Бабушка хотела как лучше.
— Не сомневаюсь, — откликнулась мама. — И ты видишь, к чему это привело. Я больше не верю никому. Ни одному человеку. И все время думаю только об одном: почему он мне врал? Почему он мне врал? По-моему, я сама немного тронулась.
— Значит, прошло недостаточно времени…
— Девять лет! — воскликнула мама. Подошла к столу, оперлась на него двумя руками и повторила, заглядывая дочери в глаза:
— Девять лет!
— Значит, для тебя это не срок, — твердо ответила Валька. — Все уляжется со временем, я знаю.
Еще минуту мама смотрела на нее, сжав губы, потом лицо ее смягчилось и она слабо улыбнулась.
— Мудрая ты моя!
Подошла к Вальке, обхватила ее голову и прижала к своему свитеру.
— Не сердись на меня.
— Не сержусь, — ответила Валька и потерлась щекой о ворсистую поверхность. — Я тебя очень люблю.
— Спасибо, — тихо сказала мама. Наклонилась и поцеловала дочь в теплую макушку.
Вернулась на место и спросила, указывая на газету:
— А с этим-то что делать будем?
— А ничего не будем.
— Кате звонить не нужно?
— Зачем? — спросила Валька, пожимая плечами. — Соболезнование выразить? Довести до нее, что мы в курсе?
— Да, нехорошо, — пробормотала мама и постучала пальцами по столу. — Но нужно же как-то помочь… Мы же родственники.
— Не бери в голову, — посоветовала Валька. — Я завтра так и так собиралась к ним гости.
— Зачем?
— Да нужно Димке кое-что передать, — неопределенно сказала Валька. — Заодно и спрошу мимоходом, не нужно ли чего-нибудь. Без намека на конкретные обстоятельства.
— Да, наверное, так будет лучше, — согласилась мама. И спросила, — но с работой теперь у Сергея будут трудности?
— Я не политик, — сухо ответила Валька.
— И слава богу.
— Слава богу.
К Димке она пришла без предупреждения. Конечно, была вероятность не застать его дома, но Валька так хорошо знала привычки четвероюродного кузена, что почти не сомневалась: он будет на месте.
А вот если бы она позвонила заранее, то такой уверенности было бы значительно меньше.
Дверь открыла тетя Катя, и Валька поразилась тому, как она изменилась за прошедшие дни. Увидев девушку, Екатерина Дмитриевна не выразила ни удивления, ни легкого неодобрения — обычная термоядерная смесь, которой она встречала ее появление. Вальке даже показалось, что тетка, здороваясь с ней, никак не может оторваться от какой-то более важной для нее мысли.
— Проходи, — сказала она, одновременно и озабоченно, и равнодушно. После чего сразу же развернулась и ушла в спальню.
Скрипнула дверь кухни, и оттуда выглянул одним глазом Сергей Владимирович. Валька хотела поздороваться с ним, но он быстро отпрянул назад и захлопнул дверь.
«Что ж, можно понять человека, — подумала Валька безо всякой обиды».
Учитывая обстоятельства…
Она сняла полушубок, стащила сапоги, влезла в тапочки, которые Димка купил когда-то специально для нее, и пошла в комнату четвероюродного кузена. За дверью царила какая-то возня, и Валька остановилась, прислушиваясь. Стукнула кулачком в дверь.
— Да! — раздраженно крикнул Димка, и она толкнула дверь прямо от себя.
Комната медленно раскрывалась перед ней, и Валька увидела, что царит там ужасающий, первобытный хаос. На полу валяются огромные рваные листы оберточной бумаги, книги из шкафов разбросаны по всей комнате, на диване лежит раскрытый чемодан, а поверх него громоздится немногочисленная Димкина одежда.
Четвероюродный кузен стоял на табуретке, невесть как оказавшейся в их элегантном и неуютном доме, и снимал с верхних полок шкафов какие-то коробки. Увидев Вальку, он опустил руки, и ей показалось, что Димка слегка смутился. Его взгляд на мгновение трусливо вильнул в сторону, но, впрочем, кузен тут же приободрился и спрыгнул на пол.
— Привет!
— Здравствуй, — ответила Валька. Она прислушалась к себе и с изумлением поняла, что не ощущает ни ненависти, ни гнева. Только спокойное презрительное равнодушие.
— Пакуешься? — спросила она, проявляя вежливое внимание к разгрому комнаты.
— Точно, — ответил Димка. Свалил с кресла на пол какие-то рулоны бумаги и предложил:
— Садись…
Валька неторопливо прошла мимо брата. Она скорее почувствовала, чем увидела, как он удивлен несвойственной ей выдержкой. Села в предложенное кресло, поставила на пол пакет, принесенный с собой, и вытащила из него несколько книг.
— Вот, — сказала она и сложила книги на столе. — Это твое…
— Что это? — спросил Димка, хотя сам все прекрасно видел.
— Это твои книги. Я их нашла в квартире Андрея, когда мы с Жанной разбирали его вещи.
— С чего ты взяла? — начал было Димка, но Валька перебила брата.
— Они подписаны. Тут твой экслибрис.
— Понятно, — сдался Димка.
— Андрей брал их почитать?
— Да. Он интересовался философией.
Валька кивнула и обвела взглядом разгромленную комнату.
— Это, конечно, не мое дело, но куда ты собираешься переезжать? Снял квартиру?
— Вот те раз! — удивился кузен и присел на табурет. — Я думал, что ты в курсе!
Валька поднесла руку к переполненной голове. Еще одно откровение?
— В курсе чего?
— Ты же всегда была ее любимицей, — продолжал удивляться Димка. — А меня она всегда терпеть не могла…
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Вот о чем…
Димка привстал, потянулся к столу и нашел там плотный лист бумаги, испещренный подписями и печатями. Такой внушительный вид имеют только солидные нотариально заверенные документы.
— Прочти!
Валька приняла лист и пробежала глазами отпечатанные строчки. Ничего не поняла и снова вернулась к началу. И тут ей бросилось в глаза слово, напечатанное поверх текста и венчающее его, как корона.
«Дарственная».
Валька закрыла рукой глаза.
— Я плохо вижу, — сказала она ровным голосом, возвращая кузену документ. — Расскажи своими словами.
— Старуха подарила мне свою квартиру на Ленинском, — ответил Димка, заинтересованный ее реакцией. — Нет, правда не знаешь? Не врешь?
— Не вру, — так же ровно ответила Валька. Подумала и добавила:
— Рада за тебя.
— А уж как я рад!
— Представляю себе… Ты всегда этого хотел.
