Когда Плющенко выиграл первенство страны, Ягудин подошел к Мишину и поздравил того. Все же он его воспитанник, это был корректный поступок. Учителя полагается уважать. Я в свое время, встретив Мишина перед первым нашим с Ягудиным совместным турниром, сказала: «Леша, извини, я не собиралась забирать у тебя ученика». Это не мой вопрос и не моя проблема.
Так заканчивается чемпионат, на который мы все вместе отправились на Лешиной машине. А накануне броска в Финляндию мы с Наташей Ульяновой переночевали у моей подруги Оли Овчинниковой. Остановились в доме, куда я первый раз пришла чуть ли не тридцать лет назад… В Финляндии произошла смешная история. Я очень нервничала перед произвольной программой, да и Лешка дергался, поэтому решил погулять часа полтора. Выходит он из гостиницы с нашей массажисткой Тамарой и видит, как я сажусь в автобус с надписью «Аэропорт». Двери автобуса закрываются и я уезжаю…
…А дело происходило следующим образом. Ко мне подходил не один судья с традиционным вопросом: «Почему все российское начальство за Плющенко? Почему никогда не за тебя?» На эти вопросы мне нечего ответить, я знаю одно: мне приходится быть намного лучше других. Если я вровень, никогда моему спортсмену ничего не дадут. Объективный вид, спорта, субъективный — разницы никакой. Оттого я и нервничала ужасно. У меня тоже болела нога, и боль меня не оставляла весь сезон. Спина и нога — до сих пор они болят. Я лежала в гостинице, я всегда днем отдыхаю. Но вдруг почувствовала в себе силы и встала. У меня ничего не болело, боль меня отпустила. Я отправилась во Дворец, шла, подпрыгивая, такие легкие у меня были ноги. И на этих легких ногах я сажусь у гостиницы в автобус, уверенная, что он идет на стадион (не посмотрев, что на нем написано «Аэропорт»), и отъезжаю у Лешки на глазах. На прощание поймала его взгляд, он смотрел на меня с большим удивлением, наверное, подумал, приеду ли я к произвольной программе или улетать домой собралась? Автобус завернул за угол, и я поняла, что еду в противоположную от стадиона сторону. Давай автобус останавливать, пересаживаться на такси. Бежала, кричала, руками махала. Везде же пропускная система. Специальный транспорт прямо ко Дворцу пускают, а такси задолго до него останавливают. Но к произвольной программе успела…
Я сидела без сил в коридоре около раздевалки. Подошел Робин Казинс и бухнулся передо мной на колени. Робин Казинс — великий олимпийский чемпион. Я тоже сползла на пол, на колени, так мы с ним беседовали с полчаса. Иностранцам Лешка нравился за мужество, силу и чувственность, нравился, конечно, за хороший английский язык, за то, что он открытый, общительный парень. За то, что он всегда охотно дает интервью. В итоге из-за его общительности у нас начались хождения по мукам, но это особая история.
После победы на чемпионате он отправился в тур Коллинза и был оттуда выслан, причем совершенно незаслуженно. Надо признать, что Лешку из тура выгоняли два раза. Как это случилось в первый раз? Все наши ужинали в русском ресторане в Нью-Йорке, это у них уже традиция, после шоу — ужин в русском ресторане. Я его предупреждала: «Не ходи, Леша». Он мне: «Ну что особенного, поужинаю и приеду». А в ресторане за соседним столиком сидела хорошенькая американка, афроамериканка, так теперь в США принято говорить. Слово «негр» — оскорбительное. Но мы же выучили американскую жизнь по «Хижине дяди Тома», а там другого слова, чем «негр», и нет, причем оскорбительного оттенка оно не носит. Так вот, Лешка, проходя мимо, умудрился ей сказать: «Как дела, негр?», естественно по-английски. Будучи в чудесном расположении духа, он еще и шлепнул ее, как бы приободряюще. Мало того, на обратном пути он еще раз ее спросил: «Как у тебя дела, негр, ты что не отвечаешь?» Женщина эта оказалась ведущей какой-то известной телевизионной программы. Она позвонила Тому Коллинзу и сказала, что у него в туре выступают расисты. На прием к этой чернокожей телезвезде Лешка, чтобы извиниться, никак не мог попасть. Ему предстояло ей объяснить, что он не расист, он не хотел ее обидеть, поскольку Том не хотел иметь скандал в туре. При этом все отлично знают, что Ягудин — добродушный человек и никак не тянет на расиста. Но его язык девятнадцатилетнего юноши и отсутствие не то что мозгов, а такта и ощущения опасности, сыграли с ним злую шутку. Наконец он добрался до этой телеведущей, принес ей свои извинения, она позвонила Коллинзу и сообщила, что приняла объяснения Ягудина.
Конечно, Том такой глупости Ягудину простить не мог…
Любой из наших ребят, спортсмен он или не спортсмен, может выпить. Одиночника, который не выпивает после победы в конце сезона, я не знаю. Леша не хуже и не лучше других. Только бесхитростный. Но благодаря тому, что он заводила, если кому суждено попасться, то ему первому. Плюс еще огромный «недостаток» — говорит то, что думает. Для начала, в первые же дни тура, у него украли паспорт. Ему пришлось возвращаться в Москву, чтобы получить и новую визу, и новый паспорт. Пару выступлений он пропустил. Наконец отъехал обратно. Я сижу в Ганновере, пью утром чай у телевизора и вдруг вижу — Лешку показывают, как он катается на чемпионате мира. Я только: «Ой, Леха!», но тут же текст: он выслан с тура за пьянку.
Долго я занималась расследованием этого инцидента. Я очень уважительно отношусь к Тому Коллинзу, с другой стороны, мои ученики украшали его тур на протяжении многих лет. Лешу выслали, сославшись на то, что в Америке нельзя пить спиртные напитки до двадцати одного года. Наверное, это правильно, потому что в двадцать один человек все-таки лучше понимает, сколько, а главное — где ему можно выпить. Леша зашел в бар, там сидели его старшие товарищи, которым двадцать один год уже исполнился, а некоторым гораздо больше. Он у кого-то из стакана отхлебнул, бармен не только заметил такую вольность, но и вызвал полицию. Это — начало.
Последней каплей послужило то, что сын Тома, Майкл, упрекнул Лешку, что тот накануне не исполнил какой-то прыжок… А они в туре то прыгают, то не прыгают, не потому, что ленятся или берегутся — другие условия. Прежде всего там отсутствует привычный свет. В туре он компьютерный, для представлений, а не для спорта, он светит в глаза, а это фигуристам непривычно: или должна быть большая концентрация внимания, или просто нужно к такому освещению привыкнуть. Но когда человек только входит в новое дело, когда у него всего лишь первые три-четыре выступления, он обязательно что-то срывает. И Лешка по простоте душевной говорит (вот она, главная его ошибка…): «Понимаешь, Майкл, я на соревнованиях собираюсь, там же я в бой иду. А здесь отдыхаю». Любой бы обиделся, тем более Коллинз, потому что его тур — знаменитое шоу, которое делает фигуристам в Америке большое имя. Не надо забывать и того (тем более сам Коллинз об этом прекрасно помнит), что в его туре они зарабатывают большие деньги. Я убеждена, что Лешка, когда ляпнул такую глупость, совсем не имел в виду, что он приехал к Коллинзу отдыхать. Просто невозможно каждый день собираться, как на войну. Но профессионализма, благодаря которому можно каждый вечер выглядеть наилучшим образом, у него еще нет. Нет, в конце концов, и умения приспособиться к другому свету. Тем более что весь подготовительный период, пока тур готовится, когда лучшие из лучших собираются и репетируют, он пропустил из-за того, что мотался в Москву за паспортом.
