Месть!!
Только она способна залить пожар ненависти, который рано или поздно вспыхивает внутри! Если только человек сам — не как тряпка! А имеет в жизни почти все. Почти…
Она замолчала, поискала взглядом пепельницу. Виктор допил вино и поставил на пол у ног Женевьевы свой стакан. Та бросила окурок и подняла голову.
Ее глаза были затуманены дымкой слез.
Виктор почувствовал, как что-то, похожее на жалость, шевельнулось у него в груди. Он снова боролся с собой. Извечная мужская тяга к запретному плоду давала о себе знать. Вот она — красивая женщина, одна с тобой в большой квартире, ждущая твоей любви… Почему бы не воспользоваться таким моментом? Одинцов поймал себя на мысли, что, возникни эта ситуация сразу после его выхода из тюрьмы, — он наверняка бы уложил Женевьеву в свою постель. Но, узнав близко Симону, он уже даже и не помышлял об измене. Нет ничего прекраснее чувства, когда ты ласкаешь любимого человека. И секс с таким человеком божественен. Повторение его с нелюбимой женщиной — лишь имитация этих ощущений, лишь что-то больше похожее на случку животных. Природа мудро распорядилась так, что человек не может испытывать любовь одновременно к двум людям.
В гостиной наступила гнетущая тишина.
Каждый думал о своем. Одинцов боролся с желанием немедленно позвонить Симоне в Лондон, услышать ее голос, успокоиться, — что с ней все в порядке.
Женевьеву одолевало другое желание. Здесь, прямо сейчас, бросить ему в лицо всю информацию, которую она знает о секрете его стремительного взлета. И насладиться неизбежной растерянностью на лице мужчины, явным замешательством.
Но они оба перебороли свои желания.
Виктор не хотел, чтобы француженка слышала его разговор с любимой. Не догадываясь, что та уже слышала многие их диалоги.
Женевьева чувствовала, что еще рано выкладывать свой главный козырь. Она должна сделать это в самый важный, самый решающий момент в жизни Одинцова. Когда ему ничего не останется делать, как принять все условия, которые уже давно были обдуманы и не раз проиграны в воображении отвергнутой женщины.
Наконец, Виктор нарушил молчание.
— Как ты узнала этот адрес? И то, что я буду сегодня один дома?
— Просто!
— Не понимаю. Ты обещала быть искренней со мною.
— Я сдержала обещание!
— Не совсем…
— Ерунда! Неужели ты не понял, что я знаю о любом твоем шаге!? Тебе ничего не сказали мои слова на закрытии матча с Леконтом?
— О том, с кем впереди мой главный поединок? Не с чемпионом мира, а с тобой?
— Именно.
— И что? В этой игре не может быть ничьей? Мне кажется, — нам стоит разойтись с миром! Оставив друг о друге только хорошие воспоминания. Или ты хочешь победить? И как будет выглядеть твой выигрыш?
— Мне неважно — как. Важно, что я выиграю…
— Все равно, даже в этом случае твоя победа будет неполной. Ведь мое сердце принадлежит другой.
— Ну и что? Полной стопроцентной победы не бывает. Мне интересен сам процесс.
— Ты следишь за мной? И это доставляет тебе удовольствие?
— Конечно. В жизни так много скуки. Все мужчины — предсказуемы. По крайней мере, те, которых я знала. А ты — иной.
— Представь себе, Женевьева, что я тоже — обыкновенный. Ничуть не лучше и интереснее других. И тебе тут же станет легче.
Француженка сначала прищурилась, потом ее зрачки расширились, и она заливисто засмеялась.
— Нет, мой дорогой! Ты не обыкновенный мужлан! Я давно это поняла, после нашей первой встречи в моем кабинете. А знаешь, чем ты отличаешься от всех остальных?
— Чем же? — усмехнулся Одинцов.
— В тебе очень много фантазии! Ты изобретателен! Я это чувствую всей кожей! В тебе живет гениальный авантюрист, я уверена в этом! Ты, в конце концов, очень красивый мужчина! И по своей натуре невероятно добрый, отзывчивый! Ты столько перенес, чтобы похоронить своего друга на Родине! Ни один француз не способен на такой поступок! Я знаю, что говорю!
Виктор молчал. Слова француженки, несомненно, были приятны. Женевьева отлично знала психологию сильного пола…
Глаза женщины блестели. Она понизила голос:
— И в сексе, я думаю тоже, эти твои качества раскрываются в полной мере… Давай, поэкспериментируем вместе, а? Прямо сейчас!
И она медленно развела в стороны свои красивые длинные ноги, одновременно потянув край юбки вверх. Как в той памятной встрече в кабинете. И снова чулки от Cascharel оканчивались сногсшибательной пустотой.
Одинцов, словно загипнотизированный удавом кролик, помимо воли смотрел на волнующую тонкую полоску. Женевьева была обворожительна в этот миг, несмотря на очевидную вульгарность ее последнего жеста. Мужская сущность Виктора Одинцова разрывалась на части. Он, было, хотел уже присесть на диван рядом с женщиной и поговорить с ней по-другому, чуть приласкать, коснуться ее кисти, быть может, даже поцеловать Женевьеву, но не более того, — как внезапно в комнате раздался телефонный звонок.
Виктор вздрогнул и, сделав несколько шагов по комнате, снял трубку.
— Милый, добрый вечер! — родной голос Симоны вывел его из состояния гипноза. — Как твои дела? Я звоню из номера отеля, сегодня встречалась с шефом. Он побурчал немного, но когда я показала свои наработки, сразу подобрел! Что ты молчишь?
— Слушаю тебя. Как хорошо, что ты позвонила! Я уже начал скучать и волноваться…
— Правда? Мы же только утром расстались, — она не могла скрыть радостные нотки.
— Прилетай быстрее! Я жду тебя.
— Постараюсь, мой милый! У тебя ничего не случилось?
— С чего ты взяла?
— Какой то ты немного напряженный, я чувствую это…
Одинцов бросил быстрый взгляд на незваную гостью. Та пила виски, насмешливо поглядывая на мужчину.
— Тебе показалось. Наверное, я сегодня немного устал. Была встреча с Буреем, мы обговаривали детали сотрудничества…
— Хорошо! Я еще позвоню перед вылетом! Целую, до встречи!
— Целую!
Короткие гудки.
Одинцов медленно опустил трубку на аппарат.
Женевьева насмешливо спросила:
— Что же ты не рассказал своей ненаглядной, что у тебя дома на диване сидит красивая женщина?
— Я думаю, она бы не поверила.
— Еще как бы поверила. Я могла подтвердить это! Засмеяться, например, во время твоего разговора. Она бы наверняка услышала…
— Но ты не сделала этого? Почему?
— А я перенимаю все твои лучшие качества. Быть может, ты когда-нибудь оценишь это.
