Он прогуливался вдоль захваченных окопов и порыкивал в рацию, чтобы подбодрить парней, как-то лениво сортировавших трофеи.
— Клюмпе, болван! Что ты творишь? — Салман остановился над бойцом, возившимся с всережимной винтовкой G-3.
— Меняю ствол, господин майор, — ответил тот, обратив забрало к командиру.
— Это я и сам вижу. Зачем? Кстати, быстренько встань и отдай честь командиру. Во-о-от… Теперь докладывай.
Болван Клюмпе за каким-то бесом разобрал оружие. Снял длинный ствол с модулем рельсового доразгона пули, а теперь старательно водружал на его место сменный укороченный ствол без гаусс-рельсы.
— Ну… перевожу винтовку в режим карабина.
— Хорошо. Но зачем?
— На случай штурма здания, — не растерялся Клюмпе.
Салман вздохнул. Все-таки бой вреден для соображалки.
Здорово глушит. Он обвел рукой кусок горизонта в добрых двести градусов, где не было абсолютно ничего, кроме барханов.
— Ты, Клюмпе, где здания увидел? Не поделишься?
— Ну… я на случай экстренной переброски.
— Вот черт! Экстренной! Ты скажи! А чего тогда прицельный комплекс не свинтил? У тебя для таких дел имеется штатный коллиматор.
— Ну… я… после поменял бы. Ведь зданий-то нету! — Уверенности в голосе поубавилось.
— А ты не в курсе, что запрещено менять ствол, не сняв прицел, а?
И это верное замечание. Сколько раз в истории у разных долбодятлов срывался ствольный модуль, чтобы угодить прямиком в линзу прицела? Много, очень много раз. Линза, конечно, прикрыта выступом, да и сама выполнена из прочнейшего стекла, но все же прицельный комплекс стоит сумасшедших денег и сделан не для того, чтобы им так рисковать.
— В курсе? Ну-ка, покажи мне свой коллиматор! Или ты его пролюбил? Ну слава Богу! Не пролюбил! Тогда быстро верни на место длинный ствол и бегом помогать! Ты смотри сколько трупов! И сколько оружия валяется! Мы тут до вечера проваландаемся!
В это время над позицией приключился отчаянный воздушный бой.
Начался он в занебесной высоте, только огоньки посверкивали. Но постепенно сражение захлопнуло крышку над окопами. И вот тогда все без исключения принялись усердно болеть: кто кого? Потому что если клоны, тогда здесь, на земле, сделается ох как горячо!
В воздухе носилась почти сотня «Абзу» и «Варэгн». Четверти этого количества хватит, чтобы выжечь пехоту насухо!
Словом, народ попрыгал в окопы, выставил ПЗРК и начал болеть.
Салман сидел у ДОТа, разрушенного прямым попаданием, возле комроты Ахилла-Марии де Вильямайора и его заместителя, не менее аристократичного Просперо Альба де Толедо.
— Ну как? Страшно, господа эрмандадовцы?
Ахилл-Мария хмыкнул.
— Очень, — честно признался Просперо.
— Вот и мне не по себе. Что-то наших маловато.
— Хреново, что такая свалка, — сказал Ахилл-Мария, рассматривая пылающие небеса. — Или, может, приказать, пусть из ПЗРК помогут…
— Я тебе прикажу! С ума сошел! Во-первых, свалка — в кого еще попадешь. Во-вторых, не стоит обращать на себя излишнее внимание. Клоны мстительные.
— Нет! Не маловато! — Просперо указал рукой. — Это определенно наши, только не могу понять, что за флуггеры. Я таких не видел. Во-о-он, сбоку наваливаются. Салман, ты не знаешь, что за машины?
— Первый раз вижу.
— Это, господа, не что иное, как новейший истребитель РОК-17 «Орлан».
Все обернулись. В развороченную траншею спрыгнул человек в легком бронекомбинезоне с красным крестом на рукаве.
— О! Док пожаловал! Здорово, док! — Пино протянул ладонь для рукопожатия. — Ты чего не с ранеными?
— Откуда ты знаешь про флуггер? — одновременно поинтересовался Ахилл-Мария.
— Раненые обслужены, нечего там делать. «Орлан», мой любознательный друг, я легко отличаю по X-образному расположению плоскостей и дополнительному оперению под обтекателем. Ни с чем не спутаешь. Источник информации самый незатейливый — газета «Небесная Гвардия». Фото новой машины во всех номерах. Полезно иногда интересоваться прессой.
— Во дает, медицина! — Салман покачал головой в шлеме. — Ты лучше скажи, за каким тебя сюда принесло? Сидел бы в медбэтээре! Клоны его бомбить не станут — красный крест на крыше. А нас, если что, очень даже станут!
— Салман, словно ты не знаешь, как бывает обозлен человек в минуту поражения! Не уверен, что красный крест является сейчас достаточной гарантией. А здесь относительно безопасно. Кто станет стрелять по воронке? Так что я пожаловал из эгоистических соображений.
— Соображаешь, — похвалил майор.
— Я же военный медик, разбираюсь. Без ложной скромности… Но, господа, вы посмотрите, что делает этот ненормальный!
— Охренеть, — выдохнул обычно корректный Просперо, и все уставились в небо.
— Он… он собирается посадить «Абзу»! Посадить! — воскликнул пораженный Ахилл-Мария через полминуты. — Зачем?!
— В плен, что ли, его собрался… — начал фразу Салман и вдруг завопил: — Ложись!
Два флуггера рухнули в песок прямо перед окопом. Громыхнул взрыв, разлетелись осколки, и бойцы наконец осмелились высунуться.
От кресла с парашютом неуклюже бежал пилот. Его тяжелый скафандр увязал по колено, но он все равно бежал, стремясь к изуродованному «Абзу».
— Надо помочь. — Салман решительно выскочил из окопа, подхватив автомат. — Люблю ненормальных.
— Да-да. Подобное упрямство заслуживает поощрения. — Доктор Фарагут выкарабкался вслед.
Так вчетвером они добежали до «Абзу», с недоумением и некоторой опаской поглядывая на пилота, который уже стоял на обрубке крыла и лупил по остеклению кабины табельным пистолетом.
— Дороги судьбы, Салман, низводят бесконечную Вселенную до постыдной анизотропности; — Доктор Фарагут, как всегда, выразился велеречиво и не вполне понятно.
— Не понял.
— А я, кажется… ф-ф-ух, понял. — Салмана настиг Ахилл-Мария, стартовавший из окопа с запозданием.
— Ну так объясни!
— Нечего объяснять. Смотри на «Дюрандаль» молодого человека, — сказал Док, указывая пальцем на флуггер, рухнувший неподалеку.
Салман обернулся, дал максимальное приближение на забрало. Вскинул автомат и посмотрел еще для надежности через прицел.
На уцелевшем киле «Дюрандаля» была нарисована…
— Черт подери. Комета. Это что же получается… Румянцев?!
— Именно, — подтвердил доктор. — Молодой человек! Молодой человек! Вам помочь?
— Если вас не затруднит, — ответил я, оставив попытки сокрушить бронестекло рукояткой пистолета, едва в шлеме зазвучал незнакомый или, точнее, знакомый, но прочно позабытый голос.
