— Да. Именно орки. Приняв щедрые дары, они и правда начали отводить свои стойбища в дальнюю степь. Но как только Рааст отвел свои армии со степных рубежей и перебросил их на север… Тут уж орки не смогли устоять, перед ними простиралась почти беззащитная Южная империя, лакомый куш. Надо сказать, что орки, наверно, единственные, кто тот год называет «годом великой охоты», а не «проклятым». И надо сказать, что, с их точки зрения, они правы. Осадить саму столицу империи, выжечь почти весь юго-восток нашей страны. Орки и правда знатно «порезвились», вырезая по одной спешно перекидываемые части, спешащие на помощь столице. Мы, конечно, считаем великой ту победу, огромным достижением, что нам удалось загнать ценой невероятных усилий орков обратно в степь. Но это мы так считаем, орки же считают победителями себя.
— Дальше. — Тис Аэру явно не по нутру моя интерпретация этого исторического момента.
— Следующими стали дварфы. Быстрая победа военной партии Хиорта давала им огромные преимущества, как же! Чужими руками избавиться от столь неприятных соседей, как темные! И впервые за века на поверхность вышел легендарный дварфовский хирт. Якобы как помощь северному союзнику в борьбе с предателями короны. Конечно, законным претендентом на регентство, с точки зрения подгорных жителей, был представитель генералитета Хиорта. «Мирную партию» дварфы с ходу окрестили предателями и обвинили в том, что именно они убили императора. На весы гражданской войны была кинута весомая гиря. Но равновесие быстро восстановилось. На стороне «мирных» выступили светлые. Обещание поделиться частью территории в обмен на подобную помощь и обещание не препятствовать расширению Великого леса, от такого высокие эльфы отказаться не могли. По иронии судьбы ни эльфы, ни дварфы так за все время активных боевых действий на территорию Хиорта не вступили. А вот Свободные баронства во всей красе познали на себе прелести постоянных сражений. Как только гномы узнали о выступлении светлых на стороне их противников, так хирт тут же повернул в сторону Великого леса. Надо признать, резались лесные с подгорниками увлеченно и самозабвенно, что никак нельзя объяснить тем, что они заняли разные стороны в гражданской войне Хиорта. Это было, скорее, поводом. Истинные же причины столь кровавого конфликта между этими расами нам не известны. Точнее, мне не известны, простите.
— Хватит, молодой человек, хватит, я услышал достаточно. Что ж, надо сказать, слушая вас, я сомневался и искал зацепку, чтобы не поставить вам кол! — Ой… — И не нашел ни одной! То, что вы мне тут наплели, к истории отношения не имеет никакого! Ваш ответ даже хуже того, что если бы вы просто сказали «Не знаю». Это не история! Ваш рассказ — насмешка над этой наукой! Это называется конспирология! А не научные выводы! Вы не сдали мой предмет, студиос Ди А'Мару. Дайте ваш зачетный лист! Я с удовольствием нарисую вам в нем единицу! — От злости у него подергивались губы.
— Но я… — Протягиваю свой листок.
— Хватит, я наслушался вас за сегодня, достаточно. Не усугубляйте свое положение, а то я вам и пересдачу запрещу в течение года. — Очень серьезная угроза.
— Но…
— Меня не интересуют ваши оправдания, молодой человек. Единственное, что я бы еще хотел от вас услышать сегодня, это ответ на вопрос. Кто вам в пансионате преподавал историю? Мне надо написать на него жалобу в канцелярию! Надеюсь, это был не мэтр Чимини?
— Никак нет, историю мне преподавал академик Сал Ми Вагани.
Глаза экзаменатора готовы выпрыгнуть из орбит. Как в том анекдоте: «Студент, кто вам наплел такую чушь, что крокодилы летают?!» — «Милорд ректор, господин учитель». — «Ах да, конечно, летают! Но учтите, только над самой землей, низко-низко…»
Так и тут имя личного учителя ныне царствующего шаха оказало похожее воздействие на Тис Аэра. На лице чиновника явственно отражались все перипетии его чувств. С одной стороны, он безусловно прав в своем гневе, мне надо было быть проще и озвучить официальную трактовку произошедших тогда событий. Но Ш'гор меня потянул за язык. О чем я думал, вываливая на него плоды своих размышлений, что сформировались у меня после диалогов с наимудрейшим Ми Вагани? Выговориться мне захотелось и место лучше экзаменационной аудитории не нашел.
Своим последним вопросом Тис Аэр поставил себя в пренеприятнейшее положение. Ведь как говорят мудрые: «Ученик лишь пустой сосуд, заполнить который должен учитель». И в свете этого поставить мне низкую оценку и тем более кол — это поставить крест на своей карьере. И даже больше, канцелярия дел наказующих может усмотреть в этом и попытку оскорбления великого шаха. Ведь каков учитель, таков и ученик, а это один шаг до речей, оскорбляющих его великолепие. Но есть и другая сторона. И именно она больше всего мучила сейчас Тис Аэра. Он не был глупым человеком и не мог не понять, что я лишь сосуд, наполненный лучшим специалистом по истории в нашей стране. А следовательно, сказанное мной вряд ли является полным бредом, а скорее всего, именно его знания не полны, а это унизительно. Интересно, он поймет, что на меня злиться смысла нет, что беда в том, что он знает только официальную версию событий.
— Ди А'Мару, — экзаменатор решился и что-то чиркнул в моем обходном листе, — свободны. — Беру листок из его рук. — Минус балл вам за излишне экспансивную манеру подачи информации.
— Долгих вам лет. — Уважительно киваю, чиновник сумел найти в себе силы и проанализировать ситуацию: напротив графы «история» стояла цифра шесть.
— Следующий!
Но на резкий окрик чиновника никто не откликнулся, все экзаменуемые резко спрятали глаза и зашуршали своими бумагами.
Тихо закрыв за собой дверь аудитории, прижался к ней спиной. Ноги отказывались идти, меня колотило крупной дрожью. Восемнадцать лет. Я взрослый! Мальчишка несмышленый! Спокойнее, все закончилось. Официально я теперь полноправный гражданин с сертификатом об образовании. Передо мной открыты все двери, с точки зрения закона и правда взрослый.
Все двери открыты, кроме одной, самой важной, той, которая теперь закроется, я вырос. А значит… значит, завтра я заберу свой нехитрый скарб, что успел приобрести за недолгую жизнь и… И попрощаюсь с тем, кто мне как отец. Он выпестовал меня, выпустил во взрослую жизнь, завтра за мной навсегда закроются двери «Звездного ветра».
Я не замечал прекрасных столичных садов, не видел великолепия дворцового комплекса, и меня не интересовало поражающее воображение здание имперской канцелярии. Шел по самому красивому городу мира и не видел его, бездумно передвигая ноги. Глаза застилали слезы. Любой на моем месте прыгал бы от радости, а я… я захлебывался от жалости к себе и страха перед взрослой жизнью. Страха перед закрытыми воротами родного пансионата.
Пансионат — место, где я провел всю жизнь… ВСЮ! От младенчества до настоящего момента и вот… Утром все изменится. Разумеется, у меня была куча планов, как жить дальше. Но сейчас это было неважно. Завтра — какое страшное слово. Завтра…
Бездумно шагая по брусчатке мостовой, я еще не подозревал, что всем планам не суждено сбыться. Что завтра — то завтра, которого я так боялся, не наступит. Жизнь — гораздо более страшная штука, чем кажется в самом жутком кошмаре. Но это пойму позже. Сегодня я плакал и чувствовал себя самым несчастным во всем мире. Малолетний глупец. Наивный мальчишка. Одержимый…
