чтобы я молчала. Он и сейчас не знает, что я к тебе пошла… Ругать меня будет, если узнает. Но он ничего не делал твоей маме. Он ни в чем не виноват. Он просто меня защищал. Поэтому взял мою вину на себя. Прости его. Ему так плохо… — последние слова она произносит с неожиданным надрывом. — Я никогда его таким не видела.
Еще десять минут назад я ненавидела Смолина, а сейчас, как подумаю, каково ему, так сердце рвется и кровью обливается. Бедный мой… И аж дурно становится от мысли, что было бы, если б я пошла в своей мести до конца.
Соня убирает от лица руки и поднимает на меня глаза.
— И меня прости, пожалуйста.
— Тебе не у меня просить прощения надо, — отвечаю ей с усталым вздохом. — Но я тебя поняла.
— Да, я извинюсь перед твоей мамой, когда она выйдет. А со Стасом ты…?
— А со Стасом мы сами как-нибудь разберемся.
Соня кивает и выходит в подъезд. Потом оглядывается:
— Позвони Стасу! Пожалуйста…
— Хорошо, — успокаиваю ее я и закрываю дверь.
В полном раздрае возвращаюсь в комнату.
— Олег, это был не он, не Стас! — восклицаю я. — Это его сестра. Это она приходила.
И я сбивчиво пересказываю ему все то, что услышала от Сони.
— Хорошо, что ты не дошла до прокуратуры, — подытоживает он.
— Да, представляю, что было бы… нет, не представляю…
— Тебе легче стало?
Я киваю.
— Да. Знаешь, весь день было такое невыносимое чувство, словно меня придавило каменной плитой. Прямо физически в груди болело, дышать тяжело было… А сейчас всё… нет плиты. Не то чтобы… — я не договариваю, перескакиваю с одной мысли на другую и на эмоциях тараторю: — Господи, я так хотела, чтобы это был не он… И это не он! Конечно, Стас мог бы сказать мне правду. Но, если честно, я его понимаю, чего уж. Он очень любит сестру. И это вообще в его духе. Он и Дэна тогда не сдал. Помнишь, я рассказывала? А тут родная сестра… И все так не вовремя! У него такое горе ужасное, и тут я…
— Ты, наверное, хочешь теперь ему позвонить? Я тогда пойду, не буду мешать. Я же тебе больше не нужен? — спрашивает Олег.
— Спасибо тебе огромное. Ты — настоящий друг, — в сердцах благодарю Хоржана.
Он в ответ сдержанно улыбается.
Провожаю его до дверей, а когда он уходит, берусь за телефон. Волнуюсь и не представляю, как начать разговор. Но, помешкав, откладываю сотовый, так и не позвонив. И начинаю торопливо одеваться. Поздно уже, придется, наверное, раскошелиться на такси, но ждать до завтра нет сил.
А спустя полчаса я настойчиво звоню в его дверь. Однако из квартиры не слышно ни шороха, ни звука.
Внезапно приходит досадная мысль: а вдруг он не здесь, а в доме отца? Наверняка так и есть, расстроенно думаю я. И уже собираюсь уходить, как вдруг различаю шаги, а затем щелкает замок и дверь открывается…
81. Женя
Стас…
Вижу его, и у меня сердце екает. Как хорошо, что он все-таки дома!
В первую секунду выражение его лица, видимо, еще по инерции, пугающе отрешенное, как у человека, который очень болен или же ему настолько плохо, что сил нет хоть как-то реагировать на всё остальное. Но в следующий миг черные глаза вспыхивают, и лицо его сразу оживает. Взметнув брови, Стас смотрит на меня сначала с удивлением, даже с оторопью, словно не верит собственным глазам. А затем взгляд его становится таким пронзительным, что у меня и самой в груди перехватывает.
— Привет. Впустишь? — нарушаю молчание первой.
— Да, конечно, проходи, — он распахивает дверь пошире. — Прости, я…
Я вхожу. Затворяю за собой дверь, привалившись к ней спиной.
— … не ожидал, что это ты, — договаривает Стас шепотом, стоя напротив.
Жадно рассматриваю его лицо, как будто с последней нашей встречи прошла целая вечность. Подмечаю то, что не заметила позавчера: тени под глазами, усталость и какую-то болезненную надломленность. И в груди щемит еще острее.
Столько эмоций меня сейчас переполняет, а как их выразить, как рассказать всё, что чувствую Стасу — не знаю. Будто обычных слов мало.
— Жень, я знаю, что ты вряд ли меня когда-нибудь простишь, но…
Не отрывая от него взгляда, стягиваю шапку. И тоже перейдя на шепот, произношу излюбленную фразу Стаса:
— Поцелуй меня.
Боже, от этих слов бедный мой чуть воздухом не поперхнулся. Он замолк с совершенно ошалелым видом. А я, чуть откинув голову назад, прикрываю глаза. Жду, глядя на него из-под полуопущенных ресниц…
К счастью, Стас быстро справляется с шоком. И вот уже его взгляд становится завороженным, затуманенным, тягучим. Я полностью закрываю глаза и чувствую, как Стас придвигается ближе, совсем близко. Как наклоняется ко мне, как нежно, едва ощутимо, его губы касаются моих век, скул, подбородка. Он покрывает невесомыми поцелуями всё лицо и лишь затем находит губы. Втягивает верхнюю, затем нижнюю, медленно, словно смакуя. Но, как всегда, надолго его не хватает. Стоит мне ответить на поцелуй, Стас тут же срывается. Вжимается в меня всем телом. Целует с жаром, неистово, как в последний раз. Так, что у меня голова идет кругом и пол уплывает из-под ног. Пару раз он прерывается на мгновение, сбивчиво шепчет: Женя… люблю… не отпущу… и снова впивается в губы.
Настырный звонок в дверь заставляет нас оторваться друг от друга. Тяжело дыша, Стас откидывается спиной к стене, словно с трудом понимая, где он. Потом переводит на меня полупьяный взгляд. На губах его при этом блуждает счастливая улыбка. У меня и самой перед глазами цветная карусель, а моя куртка и шапка, оказывается, лежат на полу. Я даже не заметила…
Снова звонят, а потом уже и тарабанят. Он шумно выдыхает и начинает возиться с замком.
Это Соня. Я слышу по голосу и тотчас внутренне напрягаюсь.
— Ты спал, что ли? Я к папе не поехала, поздно уже, ругаться будет. А тебе никто не звонил?
Стас дает ей пройти. Увидев меня, она на миг в смятении замирает, оглядывается на брата, который в этот самый миг подбирает с пола мою куртку и шапку. Кивнув мне, она торопливо раздевается и, приговаривая «Ухожу, ухожу», убегает в спальню.
Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить то, что она сделала, по-настоящему простить. Ненависти я к ней не испытываю и даже уже зла не держу, но находиться с ней в одном доме пока для меня
