мысленно парировала она. — Если он всё знает и позволяет событиям идти своим чередом, то его устраивают наши действия. Скорее всего они приведут нас к смерти, но всегда есть шанс, что Дэсарандес ни о чём не догадывается, и тогда мы можем победить».
Далёкая молния, сырая от дождя, отразилась в окне комнаты для допросов. Но для Ольтеи безумные пропорции обстоятельств, в которых она оказалась, гремели ещё громче. Что же происходит?
— Нет, — коротко ответил Силакви.
«Ты что-то упускаешь! — воскликнул внутренний голос. — Что-то…»
— Убить Милену? — снова спросила Ольтея, на этот раз пристально глядя на жреца и пытаясь угадать ложь по микродвижениям его лицевых мышц.
— Нет, — точно также ответил Киан.
— Признайся, жрец, — нахмурилась женщина. — Ты собираешься убить её?
— Я же сказал — нет, — с толикой раздражения пояснил Силакви.
Ольтея дышала с трудом, словно скованная железным стержнем тревоги, не дававшим ей двинуться с места.
«Всё можно объяснить, — решила она. — Киан решил перестраховаться, поэтому и запер дверь. На всякий случай», — и чуть не расхохоталась от того, сколь глупо это звучало.
— Может, мы всё-таки начнём? — неуверенно спросил целитель. — Чем раньше…
— Столько лет, — прервала его Ольтея, обращаясь к жрецу, — нагромождать один заговор на другой… может быть, ты просто забыл, как остановиться, Силакви?
— Нет, — также, как и ранее, сказал он.
— Столько лет в окружении разных глупцов. Как долго ты трудился? Как долго ты страдал из-за этих скудоумных идиотов, не понимающих элементарных вещей? Как долго терпел их невежество, их нелепое тщеславие? Твою работу заметил даже Хорес! А потом Дэсарандес, этот неблагодарный неряха, возвысил над тобой одну из них? Не слишком умную, не особо благородную, не богатую и не знатную… Почему, думал ты, не в силах найти ответ. Почему император доверился какой-то девке, а не своему верному и самому благочестивому соратнику?
— Я не знаю, — прищурился Киан.
— Но подозреваешь, — усмехнулась она.
— Боюсь, император не вполне доверяет мне, — мужчина пожал плечами.
— Потому что он знает, не так ли? Он знает твою суть и желание предать, — хмыкнула Ольтея.
— Никакого желания, — мотнул он головой.
— Он знает, — широко улыбнулась женщина, — знает тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.
— Возможно, — жрец пожал плечами.
— И он разглядел вспышку мятежа, маленький огонёк, который ждёт, чтобы его зажгли обстоятельства, — как гвоздь в крышку, дополнила Ольтея.
— Возможно, — спокойно повторил Силакви.
— А обстоятельства уже сложились? — издевательски усмехнулась она.
— Нет, — сказал мужчина, но в ответ раздался лишь смех.
— О нет, высший жрец, они подходящие — это совершенно точно!
— Так это ты, а не они, — указал Киан рукой на магов, — будешь вести мой допрос? Я не понимаю…
— Лжец! — воскликнула она.
Силакви даже глазом не моргнул. Его лицо купалось в колеблющемся свете светильника. Высший жрец обволакивал Ольтею изучающим взглядом, и этот взгляд, казалось, звенел, как угли. Ольтея тысячи раз видела его профиль, если не вживую, то вышитый на знамёнах. Высокие щёки, мужественный вид, сильные челюсти — это было очевидно, несмотря на густую бороду.
«Он — наш первый настоящий вызов, — прошептал внутренний голос. — Мы должны быть осторожны».
— Начнём допрос, — постановил жрец, а потом отвернулся, переведя взгляд на колдунов. — Приступайте.
Волшебники заколебались, но Ольтея, скрестив руки на груди, кивнула им. Мысленно женщина улыбалась, уже готовясь к факту завершения эпопеи.
Целитель аккуратно коснулся Киана, который демонстративно убрал Слезу, положив её на подоконник, а потом остановил ему сердце. Некромант подхватил бессознательное тело, не позволив ему упасть.
— Отлично, — Ольтея потёрла руки ладонью о ладонь. — Теперь немного подождём, чтобы он умер. Ну и чтобы изобразить процесс допроса. А потом… вы знаете, что делать.
Некромант вытащил Огненную сферу и кивнул. Это место должно обратиться пламенем и прахом.
Но прежде чем кто-либо успел хоть что-то сделать, тело Силакви странно изогнулось и хрустнуло, а потом начало испускать волны тускло-зелёного света. Взгляд Ольтеи сумел рассмотреть, как забилась вена на его шее. Вот только у Киана было остановлено сердце! Сердце! Он не мог очнуться сам по себе!
Однако высшая сион не успела даже дёрнуться, ибо застыла в пространстве, вместе с остальными.
Лишь один человек мог двигаться в тускло-зелёном свете, где, как в паутине, замерли оба мага и женщина.
— Признаться, — щёлкнул жрец шеей, — я до последнего думал, что весь этот отвратительный спектакль, который показывает лишь прогрессирующее слабоумие, затеяла Милена, — он слабо улыбнулся, неторопливо разминаясь. — Но за процессом стояла ты. Похвально, — кивнул мужчина. — А самое смешное — ты ведь попала точно в цель.
Силакви подошёл к ней ближе, заглянув прямо в глаза.
— Это сила бога, девочка, — произнёс он. — То, что ты сейчас ощущаешь. Я могу не только общаться с ним, но и пользоваться его способностями. Самой каплей, в отличие от императора, но этого достаточно. Хорес… умеет запечатывать. Всё, что только можно представить. Даже время. Даже пространство. Даже смерть, — Киан усмехнулся. — Именно таким образом я оставался в сознании и слышал ваш разговор. Даже жаль, что было сказано так мало. Но ничего… у нас ещё будет время.
Силакви бросил взгляд в сторону запертой двери, а потом снова на Ольтею.
— Можешь не пытаться сопротивляться. От подобного не спасёт ни Слеза, ни амулеты. Потому что магия, какая бы она ни была — низшая форма искусства. Высшая же — божественная мощь. Именно поэтому мы, люди, сколь бы высоко не забрались, всё равно будет уступать богам.
Ольтея не могла говорить, имея возможность лишь испуганно смотреть, словно кролик перед удавом.
— Ты спрашивала «зачем»? Это очень просто. Долгое время я считал… и до сих пор считаю, — поправился он, — что Милена притупляет стремления Дэсарандеса к спасению этого мира. Из-за неё он ходит окольными дорогами, в то время как ему следует идти напрямик. Эта девка делает его слабым, отчего ставит весь план под угрозу, — нахмурился он. — Но я не планировал её убивать. Нет, я всего лишь думал управлять ею, что неплохо начало получаться, до определённого момента. И даже когда она стала брыкаться — по твоей, как я сейчас