Книга Мы оседлаем бурю - Девин Мэдсон

Мико

Вместо величественной процессии получился утомительный переход без отдыха, и днем и ночью. Мы почти ничего не ели и не пили, и когда прибыли в Рисян, укрепленный лагерь не был готов, потому что обоз отстал от северных батальонов. Для меня и генералов установили несколько больших шатров, но после целого дня в седле мне хватило комковатой циновки для сна, мутной воды для умывания и простой солдатской похлебки.

–Я здесь не для того, чтобы питаться как императрица и спать во дворце,– сказала я извиняющемуся мальчишке, который принес ужин.– Я приехала сражаться за свой народ.

–Да, ваше величество. Спасибо, ваше величество,– сказал он и попятился в поклоне.

Восторг от обращения «ваше величество» еще не потускнел, как и от приветствия «императрица Мико» со стороны генералов. Они ждали меня в самом большом шатре. Министр Мансин разложил карту и расставил на ней фигурки из Кочевников, как будто мы собираемся сыграть на огромной доске.

–Прошу прощения, ваше величество,– сказал он.– В спешке мы забыли флажки батальонов, но у нескольких солдат оказались с собой Кочевники.

Я вспомнила императора Кина с доской для Кочевников на подлокотнике трона, как он передвигал фигурки и изрекал в темноте мудрые мысли. Не мешкать в начале. Узнать слабости врага. Никогда не просить прощения. Император служит своему народу. В тот день, когда народ начнет служить императору, империя падет.

Я поежилась при воспоминаниях. Но какие бы силы ни бросили на нас чилтейцы, сегодня империя не падет.

–Все хорошо, ваше величество?

Я оторвала взгляд от доски и посмотрела на морщинистое лицо Мансина.

–Да, ваше превосходительство, просто задумалась. Расскажите о наших позициях.

Вокруг разложенной на столе карты сидели на коленях восемь мужчин и я. Министр Мансин, генерал Китадо из императорской гвардии, генералы Дзикуко, Соки и Росоки, представляющие северные батальоны, которые сражались с завоевателями с самого начала, и генералы Баро, Во и Таранада, представляющие южные батальоны,– свежее подкрепление. Что бы они ни думали о новой императрице, они уважали министра Мансина.

–Чилтейское войско состоит в основном из пехоты,– сказал он, указывая на группку фигур на карте.– Это чилтейцы, к которым мы привыкли, с которыми наши солдаты умеют сражаться. У них есть и кавалерия…– он снова показал, теперь на фигурку сбоку от основной группы.– Их возглавляет легат Андрус. В этом для нас тоже нет ничего нового, мы уже с ними сражались. Но вот это…– он указал на пару фигурок с краю.– Это левантийцы. Тоже всадники, но их не сравнить с тем же числом чилтейских конников.

–Каждый из них на голову выше любого из нас,– сказал генерал Дзикуко, его морщинистое лицо как будто еще больше состарилось после нашей последней встречи.– И лошади у них под стать. Громадные. А ездят верхом они с невероятным мастерством и могут орудовать двумя клинками сразу или выпускать стрелы точно в цель прямо на скаку. Причем лавируя во время битвы.– Он шумно выдохнул и уставился в пространство.– Что еще? Похоже, у них нет собственной тактики, они лишь выполняют приказы чилтейцев. Сначала они молниеносно атакуют, прорывая наше самое слабое место. Дерутся они, похоже, парами или тройками, их редко можно встретить поодиночке, но даже в этом случае убить их не становится проще.

–Они могут спокойно двигаться дальше со стрелой в руке,– вставил генерал Соки, и Дзикуко кивнул.– Именно бесстрашие и делает их опасными. Они не… не думают, а сразу действуют. Не сомневаются, а просто дерутся.

–Но они просто люди?– спросила я.– Смертные?

–Да, ваше величество. Люди из плоти и крови. Мужчины и женщины. Они смертны, в точности так же, как и мы. Хотя если мы возвращаемся на поле боя, то неизменно находим их тела без голов.

Молодой генерал поморщился, словно извиняясь.

–Без голов?– удивился генерал Таранада. Он не скрывал своего раздражения из-за внезапного изменения планов, согласно которым теперь его батальон должен был идти на север, к Рисяну, а не на восток, вдоль реки.– Что значит – без голов? Они что, отваливаются? Исчезают?

–Мы думаем, что их забирают левантийцы. Головы определенно отрезают, а чилтейцы никогда такого не делают, насколько нам известно.

–Но зачем?– спросил генерал Во, которому лучше, чем генералу Таранаде, удавалось скрывать раздражение под легкой улыбкой.

–Мы не знаем,– ответил Дзикуко.– Вероятно, местный обычай. Они выходцы из степей к северо-востоку от Парвума, это за морем Глаза.

Таранада рассмеялся.

–Далеко они забрались ради союзников.

–Чилтейцы не впервые берут на войну наемников,– сказал министр Мансин.– Даже не впервые в таких количествах, но наши солдаты не привыкли иметь дело с подобными воинами.– Он оторвал взгляд от карты и посмотрел на меня.– Думаю, именно поэтому мы не сумели их отбросить. У чилтейцев есть четкая стратегия, они явно давно это планировали, но если бы они задействовали больше своих солдат вместо левантийцев или даже мечников с запада, они не продвинулись бы так далеко за столь короткой срок. Мы просто не знаем, как сражаться против бесстрашных воинов, у которых нет понятной боевой стратегии.

От его слов внутри у меня забурлила тревога. Мне пришлось выиграть серьезное сражение, чтобы только добраться сюда, и я почти не задумывалась о том, что будет здесь. Мне не приходило в голову, что мы можем проиграть.

Помолчав немного, чтобы мы могли переварить его мрачный прогноз, министр Мансин продолжил:

–Если мы хотим выиграть это сражение, то должны воспользоваться отсутствием у них тактики,– сказал он и начал передвигать фигурки из Кочевников по карте.– Мы заманим их в ловушку, которую они не заметят.

–Андрус не идиот,– возразил генерал Росоки, подавшись вперед, чтобы впервые подключиться к разговору. В волосах над его ухом виднелась еще не затянувшаяся рана.– Он ждет, что мы попытаемся устроить какую-то засаду, это всегда была излюбленная тактика императора Кина.

–Я говорю не о такого рода засаде.

Следующий час он передвигал по карте фигурки Кочевников. Генералы высказывали свое мнение и тоже двигали фигурки. Спорили о том, на каких холмах и склонах расположится армия чилтейцев, а я могла только слушать, наблюдать и осознавать свою никчемность.