с детьми устроили на надувных матрасах, а мужчины расположились кто где смог. Одни тощий паренек ухитрился оккупировать барную стойку.
Месье Бернар выглядел не краше тушки битого кролика перед разделкой. Он все время теребил себя за фартук и причитал, что разорен, до тех пор, пока Филипп на него не прикрикнул.
Те люди, лежавшие на голом полу, потеряли все. Если бы не разбомбили их страну, они были бы счастливыми и добродушными. Накрывали бы гостям столы, пели песни, растили детей. Они имели право озлобиться, потому что теперь им придется учиться жить заново.
Кто, зачем, с какой целью всколыхнул людское цунами, грозившее затопить Европу? Вопрос был риторическим, как и ответ, потому что обычные люди бессильны влиять на политику. Им остается только смиренно принять обстоятельства и помогать ближнему. Просто затем, что так надо, иначе мир погрузится в безвозвратный хаос.
«Делай добро, даже если не хочется или неможется, и тогда рядом с тобой будет стоять Бог», – как-то раз сказала тетя Варя.
Тогда она прилетела во Францию всего на один день, вся осунувшаяся и почерневшая. Вот так же, как сейчас, они вдвоем сидели на веранде и пили кофе. Его ужаснули круги под ее глазами и тонкие руки, ставшие почти прозрачными. Стесняясь выразить свои чувства, он суетился, подливал кофе, подкладывал сахар. Сбегал и принес тонко нарезанный ростбиф с корнишонами. Но тетя Варя мясо отвергла напрочь:
– Гречневой каши хочу. Я сто лет не ела гречневой каши.
Он, было, метнулся к микроволновке:
– Я тебе сварю, в русском магазине всегда есть гречка.
Тетя Варя покачала головой:
– Сейчас не буду. Через пару часиков перед отъездом поем.
Филипп оторопел:
– Как перед отъездом? Ты же только приехала!
– Я мимолетом, из Москвы, – ее лицо засияло. – Она такая прекрасная! Знаешь, я очень боялась, что разочаруюсь в Москве и город покажется мне чужим, – тетя Варя стиснула руки. – В первый момент так оно и было, слишком уж Москва, – она подобрала слово, – русская. Непривычная. А потом я встретила друга моего друга – девочку Аглаю: смешную, отчаянную, рыжую. Кстати, я оставила ей визитку с этим адресом. Ей непременно хотелось показать место, где ее крестили. И вот, когда я подошла к церкви и приложила ладонь к стене, меня как будто Ангел обнял. Не смейся, правда, – тетя Варя быстро взглянула и сразу опустила глаза. – Я даже почувствовала тепло от его крыльев. А потом, когда посмотрела вокруг, на людей, на дома, на церковные купола с православными крестами, то внезапно осознала, что мир будет жить ровно до той секунды, пока стоит Москва, – ее глаза были спокойны и серьезны. – Кстати, я приехала сообщить, что этот дом теперь твой. Мне некогда переоформлять документы, поэтому я заскочила к нотариусу и написала завещание.
– Тетя Варя! – он едва не завыл. – Не смей даже упоминать об этом!
– Глупости. Никто не может жить вечно, да это и ни к чему, – она улыбнулась, глядя на пляску листьев под порывами ветерка. – Вишня большая выросла…
Хотя чашка кофе давно опустела, Филипп не спешил уходить с веранды, глядя, как в районе Сены собираются грозовые тучи. От сильных порывов ветра парусина на краю веранды скрипела и хлопала. Чтобы поднять тент, пришлось дотянуться до рычага, и тут он снова увидел рыжеволосую девушку. Глядя прямо на него, она стояла рядом с калиткой.
– Добрый день, вы кого-то ищете? – он автоматически перевел мысли и речь с русского на французский, но, наверно, ветер отнес слова прочь, потому что девушка опустила голову и пошла дальше.
* * *
Больше всего Аглаю беспокоила юбка. Надуваясь шаром, ткань с размаху хлопала по ногам. От сильного ветра на улице с частными виллами было совершенно негде укрыться. Нанизанные на нить тротуара, участки с домами располагались один за другим до самого поворота. Крошечный островок автобусной остановки представлял собой платформу и стойку с табло, а каменные ограды и зеленые изгороди не предусматривали навесов для случайных прохожих. В предчувствии непогоды редких пешеходов смело с улиц на террасы, где под шум дождя особенно уютно сидеть в кресле и неспешно размышлять о смысле жизни. Аглая кинула взгляд на ближайший дом и увидела, как старичок в окне отсалютовал ей бокалом с красным вином.
Автобус ожидался лишь через полчаса. Если хлынет дождь, то в салон придется войти мокрой до нитки. Аглая придержала рукой подол, сейчас больше напоминающий парус на корабле, и вздохнула. Пусть дождь, пусть гроза, но все-таки правильно, что она поехала в предместье взглянуть на дом Варвары Юрьевны. Почему-то он представлялся небольшим замком с флагштоком над крышей. В реальности дом оказался симпатичным, но обыкновенным зданием из красного кирпича. Проходя мимо, она не могла удержаться, чтобы не притронуться к калитке, словно передала привет бывшей хозяйке и Сергею Дмитриевичу. В ее мыслях они были всегда вместе, неотделимые друг от друга.
Первые капли дождя окрасили улицу в серый цвет и намочили волосы. Аглая поежилась, представив, что будет с ней минут через десять, когда на землю выльются все те миллиметры осадков, о которых с упорством толкуют метеорологи. В ожидании автобуса она то и дело поглядывала на наручные часики, но стрелка почти не двигалась.
Разыгрывая канцонетту на крышах домов, дождь быстро набирал силу. Хлесткие струи противно затекали за шиворот, холодя плечи и спину. Она попыталась пристроить на голову пакет, в котором таскала с собой необходимые мелочи, но скоро поняла, что все без толку и хочешь не хочешь, а вымокнуть придется. С тоской подумалось, что негде обсушиться, потому что бюджет не выдержит плату за вторую ночь в хостеле. Благо уже то, что сегодня не пришлось ночевать на улице, а еще предстоит покупка билета на самолет.
Приплясывая в такт дождю, она увидела, как из дома Варвары Юрьевны вышел молодой мужчина под зонтом и быстро пошел к остановке. Из-под зонта, скрывавшего его лицо, она успела заметить только отблеск тонких линз в очках и гладкость чисто выбритой щеки.
Галантным жестом он протянул зонт и быстро проговорил что-то веселое.
Она вспыхнула:
– Sorry, I don’t understand.
За прошлую неделю заученная фраза прилипла к языку, как шелуха, и произносилась сама собой.
Он поднял зонтик повыше и повторил на английском:
– Возьмите зонт, вы промокнете.
– Я и так уже мокрая, – с трудом подбирая слова, Аглая чувствовала себя умственно отсталой и сгорала от стыда.
– Вы кого-то искали на нашей улице? Я всех тут знаю.
– Много лет назад в вашем доме жила женщина, которая была другом моего друга.
