себе в рабы. Но я могу сделать то, что бессилен сделать Бангорский Тигр – я могу его выслушать. И если Ему угодно будет возложить на меня наказание – принять его.
- Как бы то ни было, наш уговор еще в силе, - Лэйд поднялся с груды кирпича, поморщившись при виде испачканных брючин, - Это значит, в моем распоряжении остался еще один день. Еще три круга Ада, через которые я обязался вас провести.
- И вы по-прежнему желаете выполнить свое обещание? – недоверчиво спросил Уилл, - Несмотря на…
- Да, - твердо сказал Лэйд, - Весь Хукахука знает, если старый Чабб что-то пообещал, он сдержит слово. Будьте в моей лавке с самого утра – и тогда услышите окончание истории про «Альбион».
Уилл некоторое время молча смотрел на него, но Лэйд впервые не мог сказать, что именно сейчас выражает его лицо. Озадаченность? Опаску? Смущение?
- Я буду там, мистер Лайвстоун, - сказал Уилл и, поколебавшись, негромко добавил, - Спасибо.
Лэйд так и не узнал, с каким выражением Уилл смотрел ему в спину, пока он шел через пустырь, не обращая внимания на шлепающие по лужам ботинки.
Не хотел знать.
***
Парк был крошечный и запущенный, не чета ухоженным скверами Редруфа с их аккуратными аллеями и изящными скамейками на ажурных ножках, скорее, подобие непомерно разросшегося сада, за которым давно не ухаживали. Даже скамейки здесь были старыми, скрипящими и массивными, похожими на навечно бросившие якорь корабли Френсиса Дрейка.
Лэйд сам толком не помнил, как здесь оказался. Ноги, как с ними это часто бывало в те моменты, когда он погружался в мысли, обрели собственную волю, но, вместо того, чтобы направить его кратчайшим путем в лавку, распорядились этой возможностью крайне легкомысленно. Кажется, у них не было четкого плана действий. Они протащили его мимо сверкающих витрин Айронглоу и застывших особняков Редруфа, обвели хитрым маневром вокруг Шипси, не соблазнившись гремящей оттуда вечерней музыкой, и потащили его еще дальше и дальше, пока он наконец не пробудился от размышлений и не восстановил над этими самоуверенными наглецами контроль.
Только тогда, получив возможность оглянуться, он обнаружил, что оказался в дальнем углу Миддлдэка, в крошечном Сомерс-парке. Парк этот волей каких-то неизвестных Лэйду обстоятельств оказался разбит вдалеке от оживленных течений, перемещавших жителей Миддлдэка, и потому почти пустым в любое время суток. Единственными его посетителями, кроме самого Лэйда, были озорные серые птахи, напоминавшие лондонских воробьев, шумно выяснявшие отношения и озабоченно копошащимися в листве.
Их общество не показалось Лэйду навязчивым, напротив. Купив в ближайшей булочной большую еще теплую сдобную булку с изюмом, он устроился на скамье и принялся бросать им крошки – спокойная, расслабляющая работа, прежде казавшееся ему занятием для древних стариков. Спустя минуту птицы уже прыгали в пыли у его ног, возмущенно крича и выхватывая друг у друга самые лакомые крохи. Лэйд с улыбкой смотрел на них свысока, так и не вспомнив, как они называются.
Забавно, подумал он, кроша булку, я прожил на этом острове двадцать пять лет, а так и не удосужился узнать. Не было времени.
И сейчас нету.
Мысли тоже суетились, отталкивая друг друга и гомоня, точно птичья стая, но всякий раз, когда он пытался выхватить одну и хорошенько рассмотреть, остальные начинали немилосердно орать, отчего голова едва не раскалывалась на части.
Уилл. Гравёр из Лондона. Вот та мысль, на которой требовалось сосредоточиться.
Единый в трех ликах и каждый лик не похож на прочие. Наивный юноша, безумный убийца, кающийся грешник. Первый в истории Нового Бангора человек, который, увидев чудовище, не попытался ни сбежать, ни бросить ему вызов. Который отчего-то полагает, что этому чудовищу ведомо что-то о справедливости. Он еще не видел ее, страшную справедливость Левиафана и ее последствия...
А вот члены «Альбиона» видели. Лэйд стиснул пальцы, не замечая, что те перетирают мягкую сдобу в мелкую муку. Завидовать – им? Увольте! У него, по крайней мере, хватило смелости, чтобы выйти на бой. Обреченный, безнадежный, бессмысленный, но все же. Может, потому Он и не обратил до сих пор его в своего верноподданого, что невольно проникся уважением к его упрямству. А они…
Члены клуба «Альбион» начали с того, что попытались понять, что же такое Левиафан. Может, и ему применить ту же методу? Попытаться понять, что такое Уилл – и тогда все прочее сделается ясным…
Лэйд отщипнул от булки большой кусок и стал мять его, бездумно скатывая в шар.
Слишком много гомонящих мыслей, перебивающих друг друга, слишком много шума. Слишком…
Показалось ему или нет, но крошки словно бы потяжелели в ладони. Слипшийся ком теста с изюмом уже не казался таким рыхлым. Уже собравшийся было бросить его птицам, Лэйд разжал пальцы и поднял его к глазам. И почти не удивился, обнаружив вместо него лежащий на ладони серебряный колокольчик с изящной гравировкой на боку «В память о совершеннолетии Генри Пелэм-Клинтон, второго герцога Ньюкасл-андер-Лайн».
Он покатал его на ладони, прежде чем уронить в пыль у своих ног.
- Неплохо, - заметил он, - Но не хватает зрелищности. Вам надо поработать над этой стороной своих трюков.
Полковник Уизерс, сидевший рядом с ним на скамейке, развел руками. Несмотря на жару, они были в глухих перчатках, таких же черных, как костюм гробовщика и высокий цилиндр.
- Едва ли это в моих силах, мистер Лайвстоун.
- Вот как? А я думал, у вас неограниченный круг полномочий.
Первый заместитель секретаря Канцелярии поморщился. Несмотря на то, что сделал он это на человеческий манер, напрягая соответствующие мимические мышцы под бледной кожей, эта гримаса не сделала его более человечным.
- Это не вполне фокусы, это… другое. Спорадические всплески нестабильности в окружающем меня поле. Подобным образом Новый Бангор реагирует на мою персону. Я уже смирился, тем более, что по большей части они носят довольно безобидный характер.
Разрешите?
- Конечно.
Полковник Уизерс аккуратно отщипнул несколько крошек от булки и бросил их воробьям, однако те, вместо того, чтоб наброситься на добычу, прыснули в разные стороны, испуганно гомоня, точно это были не хлебные крошки с изюмом, а свинцовая картечь. Полковник Уизерс не выглядел огорченным, напротив, задумчиво чему-то улыбнулся. Едва ли его улыбка предназначалась
