— Доктор Дженнер?
— Да, а кто вы? Что вам нужно?
— Недавно я заплатил кучу денег, чтобы вы помогли моему другу.
— Я отошел от дел. Все кончено, прошу вас, уходите.
— И как же вы себя чувствуете? — поинтересовался незнакомец. — Респонсивизма больше нет. Вы победили. Впору праздновать.
Купер не мог заставить себя ответить — две его личности боролись между собой, он уже не понимал, как реагировать.
— А знаете что? — продолжал мужчина. — Мне кажется, не очень-то вы рады. Более того, по-моему, вы кое-что скрываете. И это кое-что многих удивило бы.
Купер понял, что сейчас произойдет. Он тяжело опустился на кушетку, его искусственно омоложенное лицо побелело.
— Даже если бы мне не удалось подслушать вашу похвальбу перед Ковачом на Эосе, я бы все равно вас вычислил. Никто, кроме вас, не мог выдать нас в Риме. Сначала мы грешили на Кайла, думали, вы навесили на него маячок или он смог позвонить — но нет. Он и понятия-то не имел, куда его привезли, а потому и Ковачу ничего не мог сообщить.
Теперь, когда скрывать было больше нечего, Купер выпрямился на кушетке.
— Верно, это я позвонил, вызвал Ковача в Рим и сообщил ему, где нас искать. Я сделал это сразу, как только нас оставили одних. Так это вы стоите за нападением на Эос?
Незнакомец кивнул.
— А еще мы обнаружили вирус на «Золотых небесах» и в прачечных сорока девяти других кораблей. Все пятьдесят контейнеров теперь находятся в хранилище четвертого уровня защиты в Мэриленде.
— Как вы не понимаете? Мир перенаселен. Я мог спасти человечество!
Незнакомец рассмеялся:
— Да вы вспомните, сколько раз за последние пару сотен лет мир стоял на пороге гибели? В 80-е говорили, что вот-вот закончится продовольствие, в 90-е грозили истощением запасов нефти, обещали, что к 2000-му население перешагнет рубеж в десять миллиардов… И все это оказалось враньем. Черт, да в 1900-м собирались закрыть Нью-йоркское патентное бюро — мол, все, что можно было изобрести, уже изобрели. Открою вам маленький секрет: будущее предсказать нельзя.
— Неправда, я знаю, что будет. Любой, у кого есть хоть половина мозга, согласится со мной. Через пятьдесят лет цивилизация будет сметена волной насилия. Наступит анархия библейского масштаба!
— Забавно, что вы говорите об этом. — Мужчина достал из- за спины пистолет. — Мне всегда нравилась библейская справедливость. Око за око и все такое.
— Вы не можете меня убить. Арестуйте меня. Судите.
— И предоставить трибуну для пропаганды ваших идей?
— Прошу вас!
Пистолет коротко тявкнул. Купер почувствовал укол в шею, дернул рукой, но артритная клешня лишь захватила воздух.
Кабрильо подождал десять секунд, пока транквилизатор, которым был начинен дротик, сработает. Когда глаза Купера закрылись и он обмяк на кушетке, Хуан поднес к губам передатчик. Несколькими мгновениями позже к дому со скрипом тормозов подъехала карета «Скорой помощи», и два парамедика выкатили каталку.
— Все гладко? — поинтересовался Эдди.
— Да, только вот после разговора с ним душ захотелось принять. Видал я в своей жизни психов, но такого — впервые.
Линкольн поднял Купера с кушетки и уложил на каталку. Кабрильо отыскал паспорт Купера и билет в один конец в Рио-де-Жанейро, и они поспешили прочь. Из дома напротив вышла соседка поинтересоваться, что случилось.
— Сердечный приступ, — сообщил ей Хуан.
Сорок пять минут спустя карета «Скорой помощи» прибыла в аэропорт, а еще через десять часов «Гольфстрим» «Корпорации» приземлился в тридцати километрах от Осло, в аэропорту Гардермоен.
В ярком свете летнего дня ледник искрился, словно чудесный ледяной кристалл. Температура воздуха была около десяти градусов Цельсия, но на самом льду — чуть ниже нуля.
Джордж Адамс привез их сюда на «МД-520 Н», заменившем малыша «Робинсона». Вертолет был и побольше, и помощнее. А главное — гораздо быстрее, но при этом тише.
Ко времени посадки Купер понемногу начал приходить в себя.
— Где мы? Что вы делаете?
— Конечно же, вы знаете, где мы, доктор Купер, — беззаботно произнес Хуан. — А впрочем, может, и нет. Ведь прошло больше шестидесяти лет.
Купер тупо смотрел на него, и Кабрильо продолжал:
— Мне все время не давала покоя одна вещь. Как вирус, разработанный нацистами и позже переданный ими японцам, оказался в ваших руках? Объяснение только одно: вы сами раскопали его. Нацистская оккупация Норвегии подробно задокументирована, и мои люди обнаружили в этих документах любопытнейшую вещь. Четырехмоторный разведчик «Кондор» был сбит над этим ледником в ночь на двадцать девятое апреля 1943 года. Погибли все члены экипажа, кроме стрелка. Его звали Эрнст Кесслер.
Купер моргнул.
— А самое удивительное, что по-немецки «кесслер» то же самое, что по-английски «купер» — что значит «бондарь». Забавно, верно? А мне вот это не показалось забавным.
Кабрильо открыл дверь вертолета и грубо выволок Кесслера-Купера на лед. Все это время он говорил с ним спокойно, даже ласково. Лишь сейчас его ярость выплеснулась наружу.
— А еще мы обнаружили, что после авиакатастрофы Кесслер стал сотрудником гестапо и проводил медицинские опыты в чудном местечке под названием Освенцим. А перед самым концом войны его перевели в германское посольство в Токио. Думаю, это было неплохим прикрытием для твоей работы на «Отряд 731» на Филиппинах. Надо было тебе, больному ублюдку, умереть в ту ночь. Ты мог явить миру одно из величайших открытий, то, что, возможно, послужило основой для одной из библейских историй, но выбрал путь убийцы… Что ж, Кесслер, ты пожнешь, что посеял, и сегодня, когда я буду представлять себе, как ты замерзаешь здесь насмерть, я буду улыбаться. — Кабрильо захлопнул дверь вертолета. — Поехали!
— Что теперь? — спросила Джулия, когда вертолет уже летел над водой.
— Он умрет.
— Я имею в виду, с Ковчегом.
— Ах, с этим… Я уже переговорил с Куртом Остином из Департамента морских исследований. А он ведет переговоры с норвежцами, чтобы разрешили исследовать ледник. Мы обязательно его найдем.
— Как же я хочу знать, что они там обнаружат…
Хуан мечтательно улыбнулся:
— Кто знает, может, каждой твари по паре…
Макс Хэнли сидел на скамейке неподалеку от обсерватории Гриффит-Парк, глядя на панораму Лос-Анджелеса. На лицо его упала тень, он поднял глаза и увидел своего сына, Кайла. Макс отсутствующим жестом пригласил его сесть. Он все еще продолжал злиться.
Кайл смотрел вдаль, и Макс изучал его профиль. Вдруг он увидел, как из уголка глаза Кайла скатилась слеза, за ней вторая, и его сын разрыдался как ребенок. Он обхватил отца руками, и тот обнял его в ответ.
