в ответ на его недоуменный вопрос. — Я устала жить этой серой жизнью, устала сидеть дома и ждать тебя с работы, устала пялиться в телевизор и болтать с соседками! Я не могу так больше жить, ты слышишь, Томас, я не мо-гу так больше жи-ить!
Напрасно Том успокаивал её обещаниями «что-нибудь придумать», напрасно упоминал о своих друзьях Джейке и Роберте, которые «не забудут старину Тома»… всё было напрасно.
— Твои «друзья» Джампер и Уилли теперь не друзья тебе! — зло ответила ему Саманта. — И знаешь почему? Потому что они дружат и всегда дружили только с теми, кто движется! А ты, до-ро-гой (она с какой-то злой издёвкой выговорила это слово), ты, до-ро-гой, не движешься. Ты — как каменная статуя, ты — как памятник: тебя, в лучшем случае, они только помнят!
И она, роняя лоскутки на ковёр, ушла в спальню, а Томас, опешивший от слов жены, всю ночь просидел на диване в гостиной, размышляя над её словами.
По его-то мнению, всё было очень неплохо: хорошая работа, которую он выполнял легко и с удовольствием, достойная зарплата, гарантии и всё такое…. Арнольд был на хорошем счету, его ценили…, хвалили… Правда, не повышали, но… разве в этом счастье? Ведь счастье, настоящее счастье для него всегда было в том, что больше всего на свете, больше своей работы и даже больше жизни он любил красавицу Саманту, и в том, что эта самая лучшая в мире женщина была его женой!
Тогда он предположил: всё дело в том, что у них нет детей. Саманта не хотела детей, она боялась стать матерью, боялась потерять свою красоту. И Том решил, что он уговорит её.
«Нужны дети. — думал он, — много детей. Природа возьмёт своё и всё будет хорошо, и всё станет так, как раньше!»
Как ни странно, Саманта с ним согласилась. У них родился сын, а через два года — двое замечательных дочурок-близнецов. И Тому показалось, что жизнь снова налаживается.
Но это только казалось. И ещё: родители предупреждали Томаса, что дыры в семейных отношениях нельзя затыкать детьми. Он не прислушался.
Следующая истерика была ещё сильнее первой. Саманта крепко напилась на какой-то вечеринке, и вернувшийся с работы Томас застал её в гостиной собственного дома с двумя мужчинами. Парни, увидев в дверях здоровенного Арнольда, поспешили сделать вид, что просто довели пьяную женщину до дома и спешно ретировались, да и Тому было не до них: так он был ошарашен поступком жены. Но Саманта…
Она кричала, что вышла за него только потому, что ему пророчили блестящую карьеру, что она мечтала жить не в этом сраном Блюмонде, а в Нью-Йорке, Вашингтоне, Лос-Анжелесе, Париже…, что она была достойна иной судьбы, что перед её красотой преклонялись сенаторы и генералы, и что достаточно было одного её согласия, чтобы у неё было всё: дорогие платья и автомобили, яхты и бриллианты, поездки в Европу и отдых на Таити, деньги, связи, аристократические приёмы, закрытые вечеринки…, что эти надутые клушки Рита Джампер и Памела Уилли целовали бы её туфли, чтобы только постоять рядом с ней…
— И всё это я, дура-дура-дура, променяла на эту грёбаную жизнь с тобой, с грёбаным неудачником, который уже десять лет гордится своей сраной должностью начальника Отдела Подглядывания За Сраными Журналистами, — визжала она, — я, кретинка, надеялась на тебя, любила тебя, рожала от тебя детей, я думала, что ты — настоящий мужчина, который сделает мою жизнь достойной моей внешности…, я, дура набитая, ждала все эти годы, что ты одумаешься, что все твои грёбаные способности, наконец, будут замечены а ты, самодовольный толстожопый болван, даже и не попытался добиться более-менее приличной должности…
Саманта упала на диван и зашлась в рыданиях. От неё противно несло алкоголем, косметика размазалась по лицу, причёска растрепалась, платье сбилось…, словом — сейчас она была очень некрасивой и выглядела очень несчастной. Остолбеневший Томас понимал, что он вправе наорать на неё, выгнать из дома и даже ударить …, но хотел он только одного: обнять жену, прижать её к себе, успокоить, чтобы она больше не плакала и не издавала этих истерических воплей, от которых вот-вот проснуться дети… И ещё — ему было очень жаль её, и он… чувствовал себя перед ней виноватым. Том сел рядом с Самантой и погладил её по голове. Саманта вдруг вскочила, развернулась и, с силой оттолкнув мужа, прокричала ему прямо в лицо эти слова:
— Я ненавижу тебя! Ты, жалкий неудачник, недостойный такой женщины, как я, ты погубил всю мою жизнь! Я презираю тебя, мне противно спать с тобой, я ненавижу детей, рождённых от тебя! Ты жирная тупая свинья, думающая только о своей дурацкой работе, ты недостоин даже моего мизинца, а я отдала тебе всё… Скотина! Самодовольная, тупая и бессердечная скотина… Какая же я ду-у-ра-а!
И Саманта вновь разревелась. Потом её вырвало прямо на ковёр. Потом проснулись дети и Томас кинулся их укладывать. Когда он вернулся, его жена уже крепко спала.
3
С тех пор мира в их семье не было. Каждый раз, когда Арнольд возвращался с работы, хмельная Саманта (она частенько стала крепко выпивать) неизменно говорила ему:
— Опять спасал задницу страны? Молодец, мой герой! Не забудь только заодно спасти задницу своей семьи, неудачник!
И уходила в спальню.
Томас был вне себя от подобных сцен, повторявшихся почти каждый вечер. И однажды не выдержал — позвонил Джейку Джамперу, который уже тогда был начальником отдела контрразведки Вашингтонского филиала. Впервые, сломав свою гордость и вопреки своим убеждениям, Томас… попросил его о протекции. «Ради детей, — говорил себе он, — только ради детей!»
4
Джампер встретился с ним на следующий день. Прервав откровения Томаса где-то на середине (Джейк никогда не умел слушать друзей), он сказал:
— Не печалься, старик! Тебе не повезло с женой, но у тебя есть друзья. Джейк Джампер — один из них и, хотя он и не Господь Бог, он тебе поможет. Предлагаю тебе место моего помощника. Исключительно в память о нашей дружбе. Это Том, максимум того, что в моих силах, ты понимаешь. Всё остальное будет зависеть только от тебя: трудись и тебе, как говориться, воздастся…
Узнав о повышении Тома, Саманта только пожала плечами.
А Томас с головой ушёл в новую работу. Он, рано поседевший от семейных передряг, вдруг почему-то посчитал, что ещё не поздно всё исправить. Он решил доказать Саманте, что всего можно достичь. Он брался за самые каверзные, самые «скользкие» задания, он лез из кожи вон.
