— Ну и сволочь ты, — сказал король, убрав руки в карманы. — Сволочь редкостная.
— Пришёл поругаться, пха?
— Проклятье, Тишь. Ты устроила бунт в моём государстве.
— А ты реформировал моё Ведомство.
— Это было необходимо. Институт Ходящих безнадежно устарел — я говорил тебе это тысячу раз, и я скажу в тысяча первый. Лесное королевство становится безопаснее года от года; потребность в теневых услугах уходит, а независимость ваша — только растет. Вы были задуманы, как псы королей, но на исторической шкале видно: вы уже куда ближе к кукловодам, нежели к марионеткам. Я должен был остановить этот процесс, пока не стало слишком поздно. Иначе однажды вы бы сочли себя высшей расой, а нас обратили в рабов. Я рассчитывал, что мы — ты и я — договоримся полюбовно, но… В тебе, как и в твоих агентах, оказался какой-то изъян. Чертовоточина, фанатизм, мешающий принимать верные решения.
Тишь усмехнулась:
— Марионетки, псы, кукловоды… Столько слов, и ни одного верного. Мы стражи, Сайнор. Это — единственная истина про Ходящих. Мы ходим по кромке света и тьмы. Добра и зла. Хаоса и порядка. Мы защищаем вас из нашей тени. То, что ты назвал изъяном — это не изъян. Это, Сайнор, наша сила. Знаешь, в чём она заключается? Нам не нужно искать смысл жизни. Он у нас есть. В нас его заложили, вшили в самое сердце: мы — ваши защитники.
— О небо, что за пафос… Королевство уже не надо защищать. Не от кого, Тишь. Времена изменились.
— Это не так!
— Так.
— Ты ошибаешься, король! Столица в безопасности не потому, что в защите нет дефектов, а потому, что сейчас на тебя никто не хочет нападать. Стоит недоброму взгляду всмотреться в Шолох — о, сколько он найдет возможностей для разрушения! Везде — везде слабости! Даже ребенок сможет разобрать столицу по кирпичику, если у тебя не будет меня, знающей, как поймать гадину еще до начала проблем!
— Никаких гадин не предвидится, Тишь. Ты сама сказала: на меня никто не хочет нападать. Догадывываешься, почему? Потому что я хороший король.
— Но если вдруг…
— Тишь! Ты больше не нужна мне. Ты. Не. Нужна. Мне. Чтобы ты ни делала, как бы ни сопротивлялась, на какие бы жертвы ни шла — реальность под тебя не прогнётся, потому что в этом уравнении нас двое, и моё мнение ты не изменишь. Так что лучше прими факт своей ненужности поскорее — и перестань сопротивляться.
В оглушающем молчании, воцарившемся после этих слов, стало слышно, как где-то далеко наверху, на другом этаже тюрьмы, напевает молитву поехавший разумом пленник.
Ходящая повертела меж пальцев писчее перо, потом хмыкнула:
— Тогда почему ты отменил мою казнь, Сайнор? Не надо врать про «сильнейших адвокатов Дома Внемлющих». Нет у моей семьи таких юристов: я знаю.
— Потому что ты дорога мне.
— Ой, вот только не надо этой чуши. Не путай меня с Аутурни и остальными придворными курицами, будь добр. Что, читаете мои записки, пока я сплю? По крупицам собираете мои знания, вы, жалкие падальщики?
— Я надеюсь, что однажды ты поймешь: твоя история как Ходящей завершена. И найдешь себе новый смысл. Тогда я с большим удовольствием отправлю тебя в изгнание.
— А если моим новым смыслом станет твое убийство? — поинтересовалась пленница.
— Ты сама говоришь: ты страж света, у тебя это вписано в самый хребет. Вряд ли моё убийство коррелирует с этой… миссией. Я не боюсь тебя. Я знаю, как ты ко мне относишься.
— Вот именно, Твоё Величество. Вот именно. Если я найду себе новый смысл — я не стану оставлять слабости за спиной. Так что вздумаешь меня выпустить — спи с открытыми глазами, мой король. Всегда с открытыми глазами.
Его Величество не стал отвечать. Ушёл, позвякивая ключами.
Тишь вернулась к своим запискам.
Больше они не виделись.
Почти два года спустя, в день, когда Ходящую выпустили согласно генеральскому желанию Полыни, её под конвоем доставили сразу к границе Смахового леса, где популярно объяснили, с какого места сработает сигнализация и как быстро ей в грудь спрячут кинжал, если она рискнёт вернуться. Потом поставили тюремное клеймо на щеку и пинком отправили за тридевять земель.
Тишь бодро поехала в Шэрхенмисту. Выкрала там банки с кровью Рэндома — сразу все, чего мелочиться — набила себе новую Глазницу (остальные запасы ихора припрятала), а потом двинулась в Иджикаян — решила предложить теневые услуги султану.
Но с толстеньким южным правителем у них не сложилось. Он был бы рад иметь служанку с запредельными Умениями, но принципиально новый мощный департамент контрразведки… О нет. Нет-нет-нет.
Две недели они с Тишь спорили, потом она уволилась, но султан закричал вслед так, будто это было его решение.
Он всегда так делал, этот милый пустынный султан.
* * *
— И зачем вы рассказали мне все это? — поинтересовался Гординиус Сай у гостьи.
— Планирую сделать тебя теневиком, малыш. Передать знания. Ты маг, ты шолоховец, ты сирота — идеально.
— Что?! Но я не хочу быть теневиком!
— Ты же не любишь свою жизнь?
— Потому что я не достиг того, о чем мечтал. Но менять шило на мыло я точно не стану! Если вам нужны ученики — набирайте детей! Вон их сколько вокруг бегает, босоногих, — они будут счастливы пойти к вам на промывку мозгов!
— Ученики должны быть шолоховцами. У остальных народов большие проблемы с магическим потенциалом, учить их просто невозможно. Да и мрут, как мухи, до ста лет не доживая.
— Ну, тогда ничем не могу помочь, — набравшись смелости, отрезал Гординиус.
Разговор был временно закрыт.
Тишь стала регулярно сопровождать волшебника и его караваны в Мудру. Ей нравилось бродить по стеклянному городу. Однажды она чуть не довела альбиноса до сердечного приступа, «оживив» сразу несколько десятков мертвецов и заставив их копать акрополь наравне с черными археологами.
— Пха, подбери челюсть, малыш! Одна моя родственница была некроманткой. Я научилась у неё этому трюку. Мертвецы — идеальные слуги, — развеселилась Ходящая. Гординиус передёрнулся, но возражать не стал.
Потом Тишь и вовсе «осела» в бывшей срединной столице.
Просто перестала возвращаться в Хардурман. Она обустроила себе лабораторию в самом сердце Запретного квартала, в бывших хранительских покоях, и всё придумывала какие-то новые формулы, заклинания, смеси.
Всё изменилось в один день на излёте прошлого августа…
Тишь приветствовала Гординиуса, подлетев над землей. Альбинос отшатнулся от неожиданности и, потеряв равновесие, упал на песок.
Новые способности женщины были за гранью возможного. Теперь она могла Прыгать на многие мили; левитировать; «поднимать» несколько десятков мёртвых за раз; говорить так, что её голос был слышен по всей пустыне (но каждый думал, она шепчет именно ему в ухо).
