— Ты слишком хорошо меня знаешь.
— Да, и ты наконец начинаешь узнавать себя. Я рада. Ночто ты собираешься с этим делать?
— Я думала о том, чтобы исчезнуть на пару дней.
— Тебе ведь не нужно мое разрешение, правда? —Тетушка Бет смеялась, а Джессика отрицательно покачала головой.
* * *
Она выехала в шесть на следующий день, когда солнце взошлонад холмом тетушки Бет. Ей предстоял долгий путь.
Шесть часов, возможно, семь, а она хотела быть там вовремя.
Джессика надела светлую рубашку и юбку, в которой былопрохладнее, чем в брюках. Она прихватила с собой полный термос охлажденногокофе, сандвичи, целую сумку яблок, а также орешки и печенье, которые несколькодней назад принес работник с ранчо. Она была полностью снаряжена. И полнарешимости. А также — страха.
За последние два месяца они обменивались письмами два-трираза в неделю. Их содержание очень изменилось. Прошло четыре месяца с тех пор,как Джессика последний раз виделась с ним. Четыре месяца с тех пор, как Янповернулся к ней спиной и вышел. За это время многое изменилось. Они оба сталиосторожнее в своих письмах. Заботливыми, испуганными, даже безрассудно веселыми.Взрывы смеха проникали на каждую страницу, равно как и глупые замечания,случайные упоминания о прошлом, дурачество и снова осторожность, будто каждыйиз них боялся слишком сильно раскрыться другому. Они придерживались безопасныхтем: ее дом, его книга.
По-прежнему не было известий о контракте на экранизациюромана, но книга должна была выйти осенью. Джессика бес покоилась по поводуконтракта, а Ян волновался за нее, как она устроилась в новом доме. Он никогдане забывал называть его «ее» домом, как оно и было. На данный момент.
Теперь они были посторонними людьми, не сплетенными вместе водну ткань. Их разделило то, что с ними произошло, то, что они сделали друг сдругом, а также то, что ни один из них не мог больше притворяться. Джессиспрашивала себя, можно ли вернуться к исходной точке после всего. Может быть, инет, но она должна была знать наверняка. Сейчас, не ожидая понапрасну. Вдруг Янбольше не думал встречаться с ней?
Тон его писем был таким, словно он уже смирился с подобнойперспективой. Ян никогда не напрашивался на свидание. Но он его получит. Онахотела видеть его, взглянуть ему в глаза, чтобы понять, а не только натыкатьсяв письмах на эхо его голоса.
Джессика подъехала к знакомому зданию в половине второго. Еепроверили, обыскали сумочку, и она прошла внутрь, чтобы заполнить требование.Джесси присела и прождала нескончаемые полчаса, в то время как ее глазабеспокойно перескакивали с настенных часов на дверь. Сердце ее билось, какпаровой молот. Она была здесь. И до смерти напугана. Что она ему скажет? Можетбыть, Ян даже не захочет ее увидеть — вот почему он не упоминал о свиданиях.Сущим безумием было примчаться сюда.., сумасшествие.., глупость…
— Посещение к Яну Кларку.., посещение к ЯнуКларку. — Голос охранника монотонно выкрикивал его имя, и Джессикаподскочила со своего места, стараясь идти медленно, когда подошла к охраннику вформе, стоявшему на часах у двери комнаты свиданий. Это была другая дверь, нета, через которую она проходила раньше. Оглянувшись, Джесси поняла, что Янсодержался теперь в другом блоке. Возможно, сегодня между ними не будет стекла.
Охранник отпер дверь, проверил штемпель на запястье, которыйей поставили при входе, и сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед. Дверь велана заставленную скамейками и огражденную клумбами лужайку без видимыхограждений — лишь длинная полоса ухоженного газона. Джессика медленнопереступила порог, обратив внимание на пары, бродящие по дорожкам с каждойстороны лужайки. И тут она увидела Яна, уставившегося на нее с дальнего концаплощадки. Словно сцена из кинофильма. Ее ноги вдруг налились свинцом.
Джессика стояла, замерев на месте, — так же, как и он,пока по его лицу не стала расползаться широкая улыбка. Ян был похож надолговязого нескладного парня, который смотрел на нее во все глаза и улыбалсясквозь слезы — точно так же, как и она. Сумасшествие: полквартала газонаразделяло их, но они не двигались с места.., она должна была.., она приехаласюда, чтобы увидеть его, поговорить с ним, а не просто стоять здесь и пожиратьего глазами с потерянной улыбкой.
Ноги сами понесли ее по дорожке, Ян начал приближаться сосвоей стороны, его улыбка становилась шире, и вот она наконец оказалась в егообъятиях. Вот — Ян. Тот Ян, которого она знала. Он пах Яном, на ощупь был им.Ее подбородок устроился на привычном месте на его груди. Она была дома.
— Что произошло? У тебя закончился лак для волос илитебя достали ящерицы?
— И то и другое. Я пришла, чтобы ты мог спастименя. — Джессика, как и Ян, с трудом подавила слезы. Их улыбки напоминалияркий солнечный свет под летним дождем.
— Джесси, ты — ненормальная. — Он крепко обнял ее,Джессика засмеялась.
— Не иначе. — Она сильнее прижалась к нему. Ейбыло так хорошо, она положила руку ему на голову и ощутила шелк его волос. Этобыл он. — Слава Богу, с тобой все в порядке. — Джессика слегкаотстранилась, чтобы посмотреть на него.
Ян выглядел неважно. Кожа да кости, немного усталый, слегказагорелый и невероятно потрясенный. Он снова привлек Джессику к себе, положивее голову себе на плечо.
— Ну-ну, малышка. Когда ты начала мне писать, я не могэтому поверить. Я распростился со всякой надеждой.
— Знаю, я — мерзавка. — Она ощущала свою вину задолгие месяцы молчания. Теперь, глядя ему прямо в глаза, Джесси видела, как сильноэто ранило его. Но ей пришлось так поступить. — Я отъявленная мерзавка.
— Да-а, но такая симпатичная. Ты замечательновыглядишь, Джесси. Ты даже прибавила в весе.
Ян, держа жену на расстоянии вытянутой руки, осмотрел ее сног до головы. Он не хотел ее отпускать. Он боялся, что она вновь исчезнет. Емухотелось вцепиться в нее, чтобы удостовериться, что она настоящая. Что онавернулась. И вновь принадлежит ему. Но может.., может быть, она приехала толькодля того, чтобы.., обсудить развод и попрощаться. В его глазах неожиданнопромелькнула тщательно скрываемая боль, и Джессику охватило беспокойство. Ноона не знала, что сказать. Пока не знала.
— Это все жизнь в деревне.
— Судя по твоим письмам, она же сделала тебясчастливой. Давай присядем. У меня все поджилки трясутся. Я едва стою на ногах.
Джессика засмеялась и вытерла слезы.
— Ты дрожишь! А я-то боялась, что ты не захочешь менявидеть!
— И не насладиться тем, как мне будут завидоватьдругие?
Не смеши.
Он заметил, что она надела золотую лимскую фасолинку, и взялее за руку. Они нашли скамейку и сели, все еще держась за руки. Одну руку онположил ей на талию, ее кисть дрожала в другой его руке. Слова полилисьпотоком. Она не могла больше сдерживаться. Ее словно прорвало.
