– В некотором смысле да, – сказал Кристиан, – шляпная коробка – это и есть фотоаппарат. – Взглянув на часы, он подошел к коробке, стоявшей на столе, и поправил спереди ленточку. – Вчера вечером мы с Дженни разговаривали о моем младшем брате Логане… – Кристиан замолчал, собираясь с мыслями. Было почти невозможно поверить, что всего двадцать четыре часа назад Дженни была с ним. – Вот когда я понял, что фотокамера с малым отверстием – это решение проблемы. Снимок выйдет не таким резким, как при съемке обычным объективом, но, если повезет, мы получим фотографию, на которой можно будет узнать Вильяма и Стивена и которая уличит их в мошенничестве.
Сьюзен вскинула руку:
– Я плохо разбираюсь в фотографии, Кристиан. У нас дома есть стереоскоп, чтобы смотреть снимки, но мне почти ничего не известно о технической стороне вопроса. Объясни ты мне: как можно фотографировать с помощью шляпной коробки? Э… какой стороной ее направлять?
Губы Кристиана изогнулись в веселой улыбке.
– Той стороной, где отверстие. – Он подошел к третьей коробке и поправил ленточку, закрывая почти невидимую дырочку. – Все очень просто, – объяснил он. – Можно взять первую попавшуюся коробку, лишь бы она была светонепроницаемой. Я выбрал обычную шляпную, потому что ее можно пронести в банк, не привлекая к себе внимания. Ленточка держит крышку, не давая прямым солнечным лучам проникнуть внутрь коробки, и одновременно служит затвором для объектива.
– Но ты, кажется, сказал, что здесь нет объектива, – возразил Скотт.
– Да, объектива как такового нет. Есть маленькая дырочка, которая пропускает свет. Лучи дают изображение на фотобумаге, которую я укрепил изнутри на противоположной стенке коробки. – Кристиан оглядел растерянные лица своих слушателей и понял, что они довольно смутно представляют, о чем он говорит. – Поверьте мне на слово, хорошо?
Все дружно кивнули.
– Все эти коробки я выкрасил изнутри ровным слоем черной краски. Это нужно, чтобы прошедшие в отверстие световые лучи не рассеивались во всех направлениях и не создавали дымку на фотобумаге. Как я уже сказал, ленточка служит затвором… если хотите, глазным веком. Она задерживает свет, пропуская его только тогда, когда вы готовы запечатлеть свой объект на фотобумаге. Пока мы здесь сидели, я экспериментировал с выдержкой. Вот почему я выставил в комнате столько шляпных коробок. Когда вы сели, я открыл все отверстия, а потом закрывал их через разные промежутки времени. Освещение в этой комнате ненамного отличается от освещения в банке. Завтра я тоже проведу несколько пробных съемок. Надо определить выдержку при дневном свете, потому что в кабинете у Вильяма большое окно. При ясной погоде время экспонирования будет короче.
– Ты хочешь сказать, что фотографируешь нас? – спросил Скотт.
Кристиан кивнул. Он закрыл последнее отверстие.
– И должен сказать, все вы мне в этом помогаете. Один из недостатков фотокамеры с малым отверстием состоит в том, что время экспонирования при съемке такой камерой больше, чем при съемке объективом. Я взял выдержку от четырех до пятнадцати минут. Человеку трудно столько времени сидеть относительно неподвижно, но вы все очень хорошо справились со своей задачей. Неизвестно, будут ли Вильям и Стивен так же покладисты, но должно же нам когда-нибудь повезти, верно?
– Но они не станут красть деньги прямо у меня на глазах, – возразила Сьюзен. – Я не совсем понимаю, как это будет.
– Признаю, что расклад сил не в нашу пользу. Но и опасности здесь нет, – быстро добавил Кристиан, чтобы успокоить Скотта, – главное – тщательно рассчитать время. Нам известно предположительно, в какой день они будут похищать деньги. Из распорядка рабочего дня служащих мы знаем даже примерный час, когда сейф бывает полон. Из этой комнаты мы увидим почти все, что там будет происходить. Если усилят охрану, мы сразу поймем, что привезли деньги. Дженни считает, что Вильям и Стивен снимают сливки. Чтобы поймать их на этом, Сьюзен по нашему сигналу зайдет в кабинет. Это должно быть перед самым моментом кражи. Она разыграет недовольную клиентку, будет шуметь, так что Вильяму придется ее выслушать. – Кристиан еще несколько минут подробно объяснял задачу Сьюзен. Закончив, он вопросительно взглянул на своих слушателей:
– Ну как?
Воцарилось долгое молчание.
– Что ж, наверное, этот план может сработать, – неохотно признал Скотт. – Вообще-то надо взглянуть на снимки, которые делают эти чертовы коробки. Нет смысла посылать Сьюзен в банк, если мы не можем рассчитывать на получение хорошей фотографии.
Сьюзен хотела возразить, но, подумав, промолчала. Скотт прав. В самом деле, есть ли хоть какая-то надежда, что снимок получится достаточно четким?
– Дайте мне двадцать минут, – сказал Кристиан. Он собрал все шляпные коробки и исчез в фотолаборатории Дженни.
Вернулся он чуть позже названного срока – через двадцать пять минут – и пустил фотографии по кругу. Первая была недодержана, вторая передержана, но две другие, экспонированные со средними промежутками времени, получились вполне четко. На них можно было узнать всех присутствующих в комнате. Один снимок вышел настолько резким, что видны были даже пуговицы на платье Сьюзен.
Поскольку Кристиан укрепил светочувствительную бумагу на вогнутой стенке коробки, фотографии давали панорамное изображение комнаты. Те предметы, которые оставались неподвижными в течение всего времени экспонирования, были на удивление четкими.
– Ну как? – опять спросил Кристиан, собирая снимки.
На этот раз возражений не было.
Дженни считала, что с ней обращались довольно сносно. Она никого не видела, кроме Амалии и Джона Тодда. За те три дня, что Дженни провела в «салоне», дверь в ее комнату открывали лишь сама хозяйка борделя и ее любовник, он же верный и преданный слуга. Похоже, больше никого не интересовало, что происходит в спальне Мэгги.
Амалия часто заглядывала к своей пленнице. Ее вежливые вопросы о самочувствии выводили Дженни из себя, но она не подавала виду, притворяясь равнодушной ко всему, что ей говорили и делали. Она обнаружила, что ее вызывающее безразличие бесит Амалию и Джона Тодда. Спокойствие Дженни лишь подчеркивало ее уверенность в том, что Кристиан Маршалл ее найдет.
По ночам было труднее всего. Дженни плохо спала. Во сне она пыталась вырваться из наручника, который приковывал ее к кровати, и часто просыпалась. Ее запястье стерлось до крови и распухло. Возвращаясь из сна в реальность, она понимала, что ей не избавиться от этого железного браслета.
Амалия бесстрастно осмотрела руку Дженни и велела Джону Тодду принести какую-нибудь заживляющую мазь.
– Что же ты не сказала? – спросила она Дженни. – У меня нет намерения причинять тебе вред.
Это было поздно вечером на третий день заточения Дженни. В данных обстоятельствах заявление Амалии показалось ей очень забавным. Лишь где-то на краю сознания Дженни понимала, что веселость ее граничит с истерикой. Она вырвала руку и прижала к груди, исподлобья взглянув на Амалию.
