Эми, усмотрев в этом предложении свой шанс избежать объяснений с бароном, с радостью согласилась. Встреча с Эмилем оживила все ее мысли о нем, которые изнуряли ее на прошлой неделе: сексуальное влечение и смущающее душевный покой ощущение, что именно его она хотела бы видеть своим другом. Они сели за столик, и Эмиль помахал рукой хозяйке, которая работала и в баре, и на кухне. Отто с Эми заказали бренди, и Отто с уверенностью собственника подал Эми ее бокал, взяв его с маленького подноса официантки. Сердце Эми забилось от желания, чтобы Отто как можно скорее ушел спать и оставил ее наедине с Эмилем, которому она, как всегда, уже успела сказать что-то запальчивое — да, ему, с которым, как она отчетливо понимала, ей хотелось быть по-настоящему милой. Она хотела с ним спать. Может, это шанс?
— Разруха, руины, катастрофа, — Отто начал излагать свое профессиональное мнение о состоянии château, догадалась Эми, но его слова подходили для описания ее душевного состояния. Отто пустился в запутанные рассуждения о недвижимости.
— Нам следовало бы распить бутылочку вина из урожая того виноградника, который находится в поместье, — боюсь, я не знаю его названия, — сказал Эмиль. Он стал расспрашивать женщину, которая принесла вино, и говорил с ней шутливым тоном на французском языке, так что Эми не могла следить за разговором.
— Интересно, одобрил бы князь Кропоткин ваш проект покупки château и водворения в нем наследников Венна вообще. Это не было бы похоже на анархизм в стиле Годвина, скорее на монархию, — сказал Эмиль, улыбаясь. Эти слова и улыбка поразили ее в самое сердце. Она понимала, что он сделал это намеренно, его ссылка на князя была для нее прямым посланием. Она испытала ликование и панику примерно в равных пропорциях.
— Надеюсь, Эми его не купит. Я ей настоятельно рекомендовал не делать этого, — сказал Отто. «Охотник за состоянием», — неприязненно подумал он про Эмиля, раскусив, как он решил, его игру: тот хотел повлиять на Эми, чтобы она купила château, и поселить там свою жену. И он, вероятно, готов был переспать с Эми ради этой сделки — иначе зачем ему встречаться с ней в удаленном от посторонних глаз отеле? Какое бесстыдство! Рыцарская натура барона, такая естественная составляющая его профессии, была задета, и, конечно, его привязанность к Эми тоже.
«Конечно, я не стану его покупать, — думала Эми, — холодные комнаты, кирпичи, рвы — это не для меня». Ей неожиданно стало совершенно понятно, чего она хочет. Или, точнее, понятно, что того, чего она хочет, château ей не даст. Все пойдет наперекосяк, как пошли все ее другие попытки оказать помощь. Вместо того чтобы разочаровать, этот момент осознания реальности и открытия самой себя — может быть, за ним последуют и другие? — принес ей освобождение, радостное возбуждение и подсказал, что у сердца свои пути, которые нельзя не признавать, даже если временами удается одержать над ним победу. Сердце ее было переполнено Эмилем — так, что оно даже может разбиться, и через образовавшуюся рану хлынут печаль, страсть, все чувства. Ее волнение нарастало.
— Совместное проживание являлось формой взаимной помощи, которая одобрялась обществом, но он хотел бы, чтобы мы владели собственностью совместно, а это уже заходит слишком далеко, — сказала она. — Я для такого слишком капиталистка. — «Отправляйтесь спать, барон Отто».
Эмиль тоже смотрел на барона Отто, который стал заказывать пиво, с выражением, в котором читалось раздражение. Со своей стороны, барон начал очень холодно реагировать на болтовню Эмиля и Эми; он был явно раздражен и сбит с толку Эмилем, присутствие которого действовало на него, как лай докучливой собачонки или приставания назойливого ребенка.
— Grand ou demi[232]?
— Grand.
Барон пустился в рассуждения о состоянии крыши и о проблемах, связанных с осушением старых рвов, и без того уже высохших. Эми не могла сосредоточиться на разговоре: мешали мысли об Эмиле. Она пыталась от них отвлечься, мысленно следуя за бароном из одной комнаты château в другую.
Он никогда не оставит Эми с этим хищником и мошенником, думал Отто. Американцы наивны и честолюбивы, они всегда переоценивают свои силы. Женщин всегда увлекают типы, подобные этому.
— Одни только трубы, почти полностью свинцовые, потребуют выложить для начала пятьдесят тысяч евро. — Он не мог подавить свои личные воспоминания об Эми, чудесной девушке, которую он, как он хорошо помнил, вполне удовлетворил — насколько он мог судить. — Не говоря уже о водостоках на карнизах, которые надо обшить изнутри медью… Эми, вы, наверное, устали. Вы не должны позволять нам задерживать вас. Мы можем все это обсудить завтра.
— О, я прекрасно себя чувствую, я как раз думала попросить еще один бокал… — стала возражать Эми. Эмиль налил ей еще вина.
— Жеральдин так надеется, что все сложится удачно для всех наследников Венна и… для вашей жены… Для всех, — сказала она. — Вы видели издательство? Эти красивые старые машины, старомодные гарнитуры? В мелком шрифте есть что-то романтическое…
— Напротив, я думаю, моя теща как раз придерживается такого же мнения, как и барон, — возразил Эмиль. — Она считает, что вы сделаете ошибку, если купите château, и еще она считает, что у меня есть дар убеждения. Точнее, разубеждения.
— Вероятно, так и есть. — Эми улыбнулась своей милой улыбкой, и на ее щеках появились ямочки.
— Она хотела, чтобы я вас разубедил.
— Именно так. Мадам Шастэн беспокоилась, что вы делаете ошибку, — согласился барон.
— Я же, наоборот, думаю, что вам надо его купить, если вы можете себе это позволить, — сказал Эмиль.
Все это привело Эми в замешательство: она-то думала, что Жеральдин одобряет ее план.
— Она попросила вас приехать сюда?
— Жеральдин предложила мне поговорить с вами, — уклончиво подтвердил Эмиль.
— Я сказал ей, что поеду взглянуть на château, — сказал барон.
— Вы проделали весь этот путь из-за меня? — Эми начала испытывать раздражение. В конце концов, она и сама умела принимать решения.
— Мне хотелось посмотреть на это место. И Персан предложил мне поехать, поскольку мне все равно надо было встретиться с нотариусом. Персан против того, чтобы американцы покупали недвижимость во Франции, — сказал Эмиль. — Полагаю, и я тоже, если говорить вообще. Но есть американцы, которых хочется видеть чаще. — И Эмиль, и барон, воспользовавшись удачным поворотом разговора, радостно улыбнулись Эми. Сочетание красоты, большого состояния и просвещенного социального мышления — с таким собранием качеств Эмиль раньше никогда не сталкивался; он не мог винить себя за то, что ослеплен. Если бы только удалось избавиться от этого австрийца.
«Охотник за состоянием, распутник — как все это прискорбно», — думал Отто.
Эми поняла, что дело безнадежно: мужчины не собирались упускать друг друга из виду до полуночи.
