Но знайте, что совершенно я не исчезну, И не смейте вред причинять стране! Ибо буду наблюдать я за вами, и, ежели будет для Скарнланда опасность, я вернусь и всякого супостата разделаю под орех!
А сейчас был явно случай опасности первого разряда! Боже ж ты мой, если б твоя мать была жива, как бы ей за тебя было стыдно!
Грудь Офрис вздымалась и опускалась под доспехами, но кроме нее в этот момент никто не решался громко дышать. В толпе послышались первые шепотки, но удивление публики было еще слишком сильно. Даже тайные соглядатаи, которые знали Грюндхильду, затаили дыхание.
— Так значит, я погибну от руки Грюндхильды Великой, — прошептала Офрис в тишине. — Более почетной смерти я и пожелать себе не могла.
— Погибнешь? А кто здесь говорит о смерти? — поинтересовалась Грюндхильда, беззубо улыбаясь. — Ты что, ни одного сказания до конца не читала? В конце ведь герой великодушно щадит своего врага, а тот кается и клянется герою в вечной верности!
Офрис сглотнула.
— Я должна буду каяться и служить тебе в качестве вассала?
— Ну уж, в качестве вассала! — Грюндхильда так широко улыбнулась, что стало немного страшно. — Строго говоря, ты даже не преступница, а просто запутавшаяся девочка. У которой рано умерли родители и все такое… оставшаяся совсем одна в огромном дворце… Мне кажется, тебе не хватает немного материнского руководства!
Офрис нахмурила лоб, не понимая, что обо всем этом думать. А Молеправительница, наоборот, укусила себя за костяшку пальца: она, видимо, точно знала, что сейчас будет, и ей это казалось невероятно смешным. Фридрих многое бы дал, чтобы тоже понимать, в чем дело.
Грюндхильда великодушно продолжала:
— Не хватает мудрой и опытной наставницы, которая бы помогала и поддерживала! Именно это нужно юной королеве для формирования характера и принятия правильных решений. К счастью, твоя двоюродная прапрапрапрапрабабка вернулась и поможет тебе в нелегком деле управления страной! — Тут она остановилась и тихо прибавила: — И сделает из тебя пюре, если ты снова что-нибудь напортачишь!
Офрис поняла, в чем состоит ее наказание. И снова сглотнула.
— Только представь себе, какая выдающаяся монархиня выйдет из тебя однажды! — радостно проговорила Грюндхильда. — Или ты все-таки предпочитаешь умереть?
— Нет, — быстро ответила Офрис. — Твой план… то есть великодушное предложение мне очень нравится!
И широким жестом Грюндхильда — Грюндхильда Великая, великая воительница и мыслительница, — отвела Язык Пламени в сторону и опустила его.
Это был знак. Не все видели и поняли, что произошло в этот момент. Но все знали: Грюндхильда Великая вернулась и не намерена кромсать Офрис на куски! Уже одно это было хорошим поводом радоваться, петь, кидать шляпы в воздух, обнимать незнакомых людей. Музыканты с фанфарами с энтузиазмом начали играть победные гимны — правда, не все одни и те же, — а скоро кто-то принес из оружейной палаты старые флаги Грюндхильды, их повесили рядом с флагами Офрис, белые рядом с красными. И стало громко, красиво, духоподъемно — наконец-то всё счастливо закончилось. Фридрих обнимал Молеправительницу, Тальпа плясал у Оскара на голове, сестры Совини и Ангостура озорно скатились вниз с крыши, а потом Молеправительница от радости поцеловала Оскара в нос, а Фридриха чуть не разорвало между Брумзелем и Кальссоном.
— У нас получилось! — подпрыгивая, вопила Молеправительница. — Получилось!
— Да здравствует Белая Фея! — кричал Брумзель, смеясь как сумасшедший. — Да здравствует Грюндхильда Великая! Хоть я и не сомневался в победе!
Потом все стали обниматься, совершенно незнакомые люди пытались танцевать с Фридрихом, откуда-то вдруг появились бочки с довольно крепкими напитками.
Наконец фанфары замолчали (видимо, на это как-то повлияла Ангостура), а Совини расположились на самой высокой крыше дворца. Крики и ликование внизу, в городе, затихли. Все знали, что такое случается не каждый день.
Совини снова запели «Победную арию» с самого начала.
До вечернего чая Грюндхильда с Офрис сидели, запершись в тронном зале, — им было о чем поговорить. Точнее, Офрис, наверное, говорила не так уж много, а вот у Грюндхильды, видимо, на душе всякого накопилось.
В какой-то момент слуга в ливрее вышел во дворцовый сад, где тайные соглядатаи отдыхали от веселья последних часов. Многие ходили еще в город, но Брумзелю, Фридриху, Стрелле, Феликсу и некоторым другим не хотелось больше суеты. После четырех с половиной дней в грязи под землей им срочно нужно было помыться. Для этого они воспользовались элегантным фонтаном в саду дворца.
Слуга деликатно подошел к фонтану, в котором Брумзель как раз катался на спине, и шепнул:
— Королева желает вас видеть!
— Неужели? Что же ей надо? — удивился Брумзель (он был слегка под хмельком), выкарабкался из фонтана и стряхнул воду с шерсти.
— Судя по всему, речь идет о вашем возвращении на государственную службу и повышении в должности, — чопорно сказал слуга. Поведение бывшего начальника тайных служб казалось ему неуместным.
— Тогда мне надо… Фридрих, пойдешь со мной? — Брумзель махнул лапкой, от чего устоять на остальных пяти оказалось не так-то просто.
Фридрих разгладил на себе рубашку и брюки и поплелся за Брумзелем.
— Какое еще повышение? Ты ж и так начальник секретных служб!
Брумзель пожал плечами:
— В общем-то, это все равно.
Им было не угнаться за слугой, вышагивавшим печатным шагом. Когда они подошли к тронному залу, он уже нетерпеливо ждал их, придерживая дверь.
Внутри на троне сидела Офрис, как-то боязливо сжавшись. Рядом с ней, опершись на подлокотник, уютно расположилась Грюндхильда и уплетала печенье из пакетика.
Офрис встала, когда они подошли.
— Брумзель, я должна… Нет, не надо вставать на колени!
— Да я и не собирался. Просто так получилось, — буркнул Брумзель, поднимаясь на ноги.
— Я должна извиниться перед тобой за те трудные времена, которые тебе из-за меня пришлось пережить, — печальным голосом произнесла Офрис.
