Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
Через некоторое время черносотенцы поняли, что для Столыпина реформы – это отнюдь не пустые разговоры. Они начали критиковать правительство поначалу осторожно, а потом все смелее и смелее. Уже в 1907 г. «Русское знамя» сетовало на мягкость наказаний: «Всякий раз, когда попадается какой-нибудь крупный революционер, начинаются хлопоты о его спасении, и П.А. Столыпин уступает. Да, при нынешнем первом министре вешают только мелких русских воришек, а с главными деятелями революции церемонятся»[431].
Часть черносотенцев с опаской отнеслась к разрушению крестьянской общины. Откровенная речь Председателя Совета министров, провозгласившего «ставку на сильных», вызвала в черносотенской прессе поток статей под названием «Кулачное право», «Организованное мироедство» и т.п. «В сознании народа, – восклицало «Русское знамя», – царь не может быть царем кулаков». Черносотенный лагерь не был единым. Так называемое «обновленческое» движение продолжало сотрудничать с премьер-министром, хотя все чаще проявляло недовольство его конституционным курсом. Из среды черносотенцев выделилось экстремистское крыло во главе с Дубровиным. В свое время для них врагом номер один являлся Витте. Теперь его место занял Столыпин. По свидетельству уже упоминавшегося Пруссакова, на заседаниях Главного совета Союза русского народа заводили разговоры о том, что надо поскорее физически устранить Столыпина.
Как обычно, черносотенцы более резко и откровенно выражали мнение, которое успело сложиться при императорском дворе. Совсем недавно Николай II восторженно отзывался об энергичном губернаторе, а потом министре. После взрыва на Аптекарском острове царь говорил, что у них с премьер-министром есть что-то «родственное», а при дворе повторяли заклинание: «Лишь бы Столыпин остался жив». Но очень скоро наступило охлаждение. При дворе умели предавать забвению неприятные факты. Так, в 1906 г. Николай II уже не вспоминал о панике 1905 г. и объяснял придворным, что все было тихо и спокойно, но вот приехал из Портсмута Витте и начались забастовки. Точно так же в 1909 г. царь поразил Столыпина словами, что никакой революции вообще не было, а отдельные беспорядки были допущены из-за отсутствия распорядительных градоначальников. Возвращаясь из царской резиденции, Столыпин горько прокомментировал это высказывание: «Как скоро он забыл обо всех пережитых опасностях и о том, как много сделано, чтобы их устранить, чтобы вывести страну из того тяжелого состояния, в котором она находилась»[432].
При таких настроениях столыпинская программа преобразований казалась совсем ненужной. Аграрная реформа шла, поскольку была начата в революционную пору. Что же касается других реформ, то их инициаторам пришлось столкнуться с сопротивлением консервативных кругов. Столыпин постарался максимально учесть дворянские интересы. Беда заключалась в том, что помещики и бюрократия не собирались жертвовать даже частью привилегий ради сохранения своего положения в будущем. Начиная с 1909 г. борьба между твердолобыми консерваторами и умеренными реформаторами в правительственных кругах не прекращалась ни на мгновение.
В марте 1911 г., т.е. за пять месяцев до киевского покушения, произошло особенно резкое столкновение. Поводом стал сравнительно незначительный законопроект о введении земства в шести западных губерниях. Правительство рассматривало проект как одно из звеньев местной реформы. Оно постаралось удовлетворить сразу несколько политических группировок. С одной стороны, законопроект предусматривал выборы по национальным куриям, что ослабляло польское влияние в местных органах и импонировало сторонникам великодержавной политики. С другой стороны, законопроект уменьшал избирательный ценз, что отдавало мелкую земскую единицу в руки зажиточных хуторян. Приманка в форме национальных курий не отвлекла консерваторов от понижения ценза. Для крупных землевладельцев польские помещики оказались предпочтительнее русских крестьян.
Голосование по проекту в Государственном совете было назначено на 4 марта 1911 г. Столыпин чувствовал себя совершенно спокойно и уверял министров, что члены Государственного совета примут законопроект. Секретная агентура министра внутренних дел оказалась не на высоте. Иначе ему бы доложили, что перед голосованием состоялось экстренное совещание правой группы Государственного совета. В.Ф. Трепов (брат киевского генерал-губернатора Ф.Ф. Трепова) и бывший министр внутренних дел П.Н. Дурново передали сановникам разрешение Николая II «голосовать по совести». По сигналу из Царского Села члены Государственного совета провалили законопроект. Когда огласили результаты голосования, Столыпин мертвенно побледнел и, не проронив ни слова, покинул зал заседаний. Искушенный политик понимал, что это не мелкая неудача. Речь шла о недовольстве всем политическим курсом, неприятии реформ. На следующий день Столыпин вручил царю прошение об отставке.
Николай II был готов расстаться с премьер-министром. По всей видимости, инспирированная им интрига в Государственном совете как раз должна была заставить уйти в отставку слишком властного и независимого главу правительства. Но у Столыпина имелись влиятельные союзники. Националисты в Государственной думе прямо говорили, что старцам из Государственного совета необходим продолжительный отпуск для «поправления» здоровья, расстроенного непосильными законотворческими трудами. Сторону премьер-министра заняли некоторые представители царствующего дома. Рассказывали, что Столыпин столкнулся с Николаем II на пороге кабинета вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Царь, опустив глаза, проскользнул мимо Столыпина, словно напроказивший школьник. Так или иначе, но Николай II не решился принять отставку. Он согласился с условиями Столыпина. По словам видного деятеля фракции октябристов С.И. Шидловского, премьер-министр заставил царя записать эти условия на бумаге и отдать ему во избежание дальнейших недоразумений.
12 марта 1911 г. один из лидеров правых – председатель Постоянного совета объединенного дворянства граф А.А. Бобринский с грустью констатировал: «Закончился кризис огромным, неслыханным триумфом Столыпина». Участники интриги Трепов и Дурново узнали из газет, что они без всякой просьбы «всемилостивейше уволены в заграничный отпуск». Премьер-министр не удовлетворился изгнанием соперников. Одним махом он перечеркнул результаты голосования. Обе законодательные палаты были распущены на три дня. Во время искусственного перерыва западное земство было введено по статье 87. «Слава победителю!» – откликнулась дружественная Столыпину пресса.
Однако эта победа обернулась тяжким поражением. Демонстративное пренебрежение к российской конституции поставило точку на контактах Столыпина с умеренной оппозицией. Чем призрачнее были права законодательных учреждений, тем ревнивее относились к их соблюдению депутаты. Премьер-министр в очередной раз обошелся без законодателей. Поэтому от него отвернулись даже октябристы, которые раньше считались его союзниками.
Понятно, что черносотенцы встали горой за изгнанных крайне правых сановников. И все же самым опасным было недовольство царя. Витте, внимательно следивший за промахами своего противника, злорадно писал: «Государь не мог простить Столыпину того издевательства, которое он над ним совершил, представив ему свою отставку вместе с кондициями, и хотя тогда Его Величество эти кондиции принял и отставку вернул, но еще перед выездом в Киев на одном из докладов государь по окончании доклада сказал ему: «А для вас, Петр Аркадьевич, я готовлю другое назначение»[433].
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
