Живут, прижавшись друг к другу, будто в добровольном гетто, только друг другом и интересуясь, хотя и то… вряд ли книги друг друга читая. И давно уже, выходит, так живут.
* * *
И еще – чтобы два раза не вставать – о встрече с региональной литературной общественностью. Усвоив после нескольких проб и ошибок, что о книгах с писателями говорить бесполезно, я все-таки сменил тему. Заговорил о Литфонде, о пенсиях, о грантах и пособиях – о том, в общем, что у нас называется социальным обеспечением. Если в одном слове, то собесом.
И – батюшки вы мои! – как же оживленно потекла наша беседа. Сколько голов, столько и мнений. Споры, предложения, проекты. И вопросы, вопросы…
Оно и понятно: базис, знаете ли, всему основа. А книги… Ну, что книги – всего лишь надстройка.
* * *
Но обновим регистры, хотя я по-прежнему говорю о 2000-х, самом их начале. Каждый мужчина, которому случалось тогда с командировочными целями ездить по России, наверное, помнит: стоит только зайти в гостиничный номер и сбросить шапку, как непременно раздавался телефонный звонок: «С девочками отдохнуть не желаете ли?»
Здесь в моем опыте никакой особой специфичности нет. Хотя… Занес вот нас с Евгением Анатольевичем Ермолиным[588]поиск новых талантов для липкинского Форума молодых писателей в Горно-Алтайск. И уже на рецепции спрашивают: «Вам номера какие – люксы или полулюксы?» – «А в чем разница?» – «В люксы, – нам было отвечено, – подают горячую воду, а в полулюксы когда как». Ну, выбор вроде бы предрешен, я тянусь за кошельком, но лучше меня знающий жизнь Евгений Анатольевич все-таки уточняет: «А сейчас-то горячая вода в люксе будет?» – «Нет, – говорят нам со вздохом. – Сейчас не будет. Авария на теплотрассе. А вот с понедельника точно будет». Но я, впрочем, не о проблемах теплоснабжения[589]. А о том, что, войдя в свой полулюкс после очередной встречи с молодыми дарованиями, услышал в трубочке знакомое про не желаете ли с девочками. «Нет, – говорю, – спасибо». – «Ну и зря, – прозвучало мне в ответ. – У нас как раз сегодня скидочки неплохие».
* * *
Ужинаем это мы лет десять назад в Алма-Ате. Или, по нынешней политкорректной моде, я тоже должен теперь говорить – в Алматы? Неважно. Важно то, что и ресторанчик чудный, и компания отменная – поэтессы, прозаики из круга незабвенной Ольги Борисовны Марковой, и хоть фамилии у кого казахские, у кого нашенские, но все, как один, русскоязычные, и каждый надеется свою малую лепту внести именно в русскую литературу. А поскольку, спасибо Интернету, им и то, что происходит в Москве, в Петербурге, хорошо известно, то разговор идет на равных.
Но я гость, я старший и, понятное дело, солирую. То наставительное что-то скажу, то поддену кого-то из своих молодых сотрапезников беззлобной шуткой. Ну с чувством юмора у них все в порядке, так что реагируют как надо. Пока я, к случаю, не рассказал какую-то историю, вроде этих фейсбучных, где сам выгляжу не в лучшем, а если по правде, то попросту в комичном виде. Я, и мои френды это уже знают, такие самоироничные сюжетики сочинять о себе люблю, и друзья алматинские тоже вежливо посмеялись. Но – переглянулись, а часом позже один из них, провожая меня уже в гостиницу, смущенно спросил, может ли он эту историю пересказать тем своим друзьям, которых с нами не было.
Почему нет, удивился я. Ну как, говорит, я же ведь не хочу ваш авторитет подмочить.
На том расстались, и я провел эту неловкость по линии почтительности к старшим, на Востоке еще сохраняющейся. Но в Москве-то она давно выветрилась! Между тем стал я отмечать, что и столичные вьюноши с барышнями над шутками хохочут охотно и шутками же отвечают – но ровно до той поры, пока ты сам о себе что-то смешное не расскажешь. Тут – цепенеют, переглядываются. И – обратите внимание – никогда о самих себе с самоиронией не говорят. Не только в жизни, но и в стихах, в прозе нынешние тридцати-, сорокалетние могут к самим себе отнестись по-всякому – от самообожествления до самооплевывания, но уж точно без юмора[590]. Вслед Бродскому свою продукцию они, может быть, «стишками» и окрестят, но авторитет свой ни сами не подмочат – самоиронией, ни другим не позволят. Да вы на Фейсбук посмотрите – как вспыхивают, в какую ярость впадают литераторы из начавших в двухтысячные, когда кто-то над ними подшутит. Оскорбление простят легко, но не иронию. Не шутку.
Der tierische Ernst – вот как это называется, и со мною наверняка не согласятся, но мне все равно почему-то кажется, что и эта звериная серьезность по отношению к самим себе, и это отсутствие даже намека на самоиронию отличают нынешнюю, как раньше выражались, творческую молодежь от тех, кто помнит еще и об оттепели, и о том, что Пушкин – вообще-то имя веселое[591].
* * *
Романов, даже фейсбучных, без любви не бывает. Так что и я не обойду эту волнующую тему, сказав, что любого (ну, почти любого) писателя можно отбить у любой (ну, почти любой) жены. Всего-то и надо а) восторженно и подолгу смотреть в глаза; б) искренне возмущаться тем, что бездарному S. опять поднесли «Большую книгу», а проныру Z. по блату перевели на суахили; и главное – в) читая новое сочинение своего избранника, не забывать указывать, что фраза на странице 429-й, шестая строчка снизу даже сильнее, трепетнее, волшебнее, чем фраза, которой заканчивается 11-я глава того вашего давнего-предавнего сочинения, которое уже успело испариться из вашей памяти.
Ибо ничто так не льстит писателю, как хорошее знание его текстов.
* * *
На ком женятся молодые писатели, значения не имеет. Да на ком угодно, как и все мужчины!.. А вот писатели в возрасте и в силе (творческой) – совсем иное дело. Зазнайки, конечно, на молоденьких – ибо, простите мне эту пошлость, ничто так не украшает амбициозного мужчину, как прелестная спутница. Большинство, разумеется, на хороших домоправительницах или таких, знаете ли, железных канцлершах, чтобы, по крайней мере, ни ремонт в квартире, ни переезд, ни выгодные знакомства, ни зарабатыванье денег в голову не брать, а отдавать себя литературе, литературе и еще раз литературе. Те же, кто совсем от жизни устал, женятся на медсестрах, чтобы всё под рукой было: и шприц, и массаж, и стакан с водою.
