Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
— Боюсь, я не в силах ему помочь, — тихо произнес Сэм. — И никто не в силах. Спокойной ночи, Джек.
— Спокойной ночи. — Джек опустил трубку.
Finito,[57]подумал он.
Джек обвел взглядом темную комнату, единственным источником света в которой была настольная лампа, отбрасывавшая яркий свет на блестящий телефон. Холодная, неуютная, обманчиво роскошная гостиная казалась пристанищем для одиноких, разочарованных путешественников. На столе возле двери стояли полупустая бутылка шотландского виски, открытая бутылка содовой и несколько бокалов. Джек налил себе виски и добавил в него немного содовой. Газ из нее уже вышел, но Джеку было все равно. Он стоял, не снимая пальто с поднятым воротником.
Узы дружбы обрываются, подумал он, любовь умирает. Со щелчком опущенной трубки.
Ему не хотелось ложиться спать. Не выпуская бокала из руки, он прошел в спальню, зажег свет, вытащил два своих чемодана и начал собираться. Надо упаковать в чемоданы все. Весь город. Бросил изданного в 1928 году Бедекера (Где следует дождаться заката) на дно чемодана, которым собирался защищаться от ножа Брезача. Затем опустил туда же томик Катулла (Значит, время пришло — поспешно юноши встали…), извлек из ящиков шкафа стопку сорочек и небрежно положил их на книги. Он заметил на ткани темные влажные пятна и понял, что из носа снова пошла кровь. Джек поднес платок к лицу, выпил еще и продолжил сборы.
В этой комнате, посреди ночи, смерть коснулась его, потрогала костлявой рукой, прошептала неясное предупреждение, напомнила о потерянных друзьях, самоубийцах, о тех, кто погиб в бою, умер от разочарования, несправедливости, алкоголизма или просто потому, что пришло время умереть. Кэррингтон, Деспьер, Дэвис, мужчины, игравшие в покер в горящем Лондоне, Майерс, Катцер — призраки, восставшие из могил, находящихся в Калифорнии, Африке и Франции, — выстроились на перекличку.
Джек отхлебнул виски, отнял окровавленный платок от носа, уложил три костюма в хитроумный, запатентованный, бесполезный американский чемодан, вспомнил сны, преследовавшие его в этой кровати, девушку, которую он любил здесь, нож, смятую простыню, тот незабываемый миг, когда смерть показалась ему желанной.
Он не умер в Риме. Смерть прошла рядом с Делани и, возможно, еще вернется за ним. Деспьер погиб, но случилось это не в городе. Деспьер, душа которого приняла Рим в ту минуту, когда он впервые проехал через Фламиниевы ворота, человек, всегда готовый что-то праздновать, а утром платить за радость.
Пей, истекай кровью, собирай вещи.
Где сегодня поют цыгане? Что делает сейчас жена, которую Деспьер назвал однажды приятной женщиной?
Джек подумал о женщинах, лежавших в эту ночь в своих постелях. Жена, несомненно, любящая его, но и хранящая свои тайны, сейчас, наверно, крепко спит; она, как всегда, встретит его фразой: «Хорошо провел время, cheri?» Что, если он задаст ей тот же вопрос, а она ответит искренне? Как он к этому отнесется?
Вероника, обладательница роскошного тела, должно быть, предается на брачном ложе еще не успевшей угаснуть страсти; ей, наверно, удалось с помощью лжи отвести подозрения мужа. Шампанское высохло на аккуратно причесанной альпийской голове.
— О Господи, — с горечью промолвил Джек, затем направился в гостиную и налил в бокал виски.
Берта Холт, женщина с манерами и внешностью настоящей леди, пропитанная алкоголем, защищенная любовью преданного ей мужа, ждущая того часа, когда щедрое итальянское лоно произведет на свет малыша, призванного спасти жену миллионера и наполнить смыслом ее жизнь, видящая сейчас во сне кормилиц, детские коляски, нагрудники, пеленки.
Клара Делани, лежащая на раскладушке в темной больничной палате, единоличная собственница окружающих ее руин, растворяющая в серной кислоте своей любви то, что осталось от ее мужа.
Барзелли, через мозг которой проплывала длинная вереница мужчин, безнравственная, ветреная, сильная, обращающаяся с деньгами, любовью, славой так же грубовато-хладнокровно, как итальянская крестьянка с выводком своих симпатичных, шумных детей.
Карлотта, научившаяся владеть собой, обнаружившая, что ее лучшие годы начались, когда она разменяла пятый десяток, живущая ради секса и любви, алчно хватающая то и другое, наконец успокоившаяся… Одинокая, всегда боявшаяся одиночества…
Куда вели нити любви, тянувшиеся сквозь ночь? К Брезачу с его окровавленным лицом и Деспьеру, умершему за гонорар, к Холту, обремененному женой-пьяницей, мечтающей о чужом ребенке, к Делани, запертому ревнивой супругой в клетку, лишенному женщины, в объятиях которой он обретал невинную радость, женщины, длинными зимними итальянскими вечерами дарившей ему молодость? Нити любви вели к разорванной жизни Джека, к трем его бракам, к тройной боли, сомнениям, разочарованиям, ненависти, однообразию. «Знаешь, ты не спал со мной уже более двух недель». Нежный обвиняющий голос в аэропорту. (Почему она не нашла более тихого места?)
В плену у женщин. Так когда-то сказал Делани.
Везде боль. Где искать спасения? Работа, честолюбие… Холт работал, Морис Делани не утратил честолюбия. Что касается значимости результатов их труда… Кто может утверждать, что на каких-то весах вечных ценностей два-три хороших фильма, снятых Делани в молодости, не перетянут тысячи холтовских скважин с нефтью? Приносят ли Холту облегчение в бессонные ночные часы мысли о его нефти, исцеляют ли Делани воспоминания о двух-трех фильмах, созданных в другом веке?
Деспьер, погибший в Африке, по-своему честолюбивый, работал, воевал. Специалист по насилию, он заслужил право, уезжая на очередную войну, написать: «Это обоюдная подлость».
Смерть, смерть, нашептывали Джеку призраки. Сирены, чьи голоса доносились из римской ночи, заставляли мечтать о забытьи, о смерти. Без воска в ушах, не привязанный к мачте, Джек слушал, протягивая к ним руки.
То, что подобное происходило с ним, казалось невероятным. Не пристало Джеку Эндрюсу, здоровому человеку с развитым чувством ответственности, бросать неуверенные взгляды на открытое окно, на пузырек со снотворным. Не должен он завидовать избавившимся от всех проблем мертвецам, которым не приходится ежедневно сравнивать себя с теми людьми, какими они были в молодые годы, искать признаки упадка, свидетельства компромисса в каждом своем шаге.
И все же это происходило с ним.
В последние две недели с Джеком что-то случилось — он стал испытывать желание умереть.
Причин было немало — случайный удар, обрушившийся на него в день приезда возле отеля, то ли наказание, то ли предупреждение (Вот что они пели, когда тонула «Дория», женский смех, донесшийся из такси), кровотечение, пятна на пиджаке, бык, повисший над дверью, парень с ножом, приснившиеся Джеку лысые мужчины в фартуках, расчленяющие его тело на куски в лесной избушке, немецкие священники, отнявшие у него любовь, фамилии умерших людей на экране, тот стройный юноша, которым он был когда-то, тоже исчезнувший навеки («Eh bien, — писал Деспьер, охваченный предчувствием гибели, — худшее осталось позади. Ты не должен удивляться. В мире, полном насилия, насильственная смерть — нормальный исход»), Делани, рухнувший на землю возле тренировочного круга, обреченный, потому что его нельзя спасти… Люди, находящиеся справа и слева от Христа во время Страшного Суда. Братство угодивших под хлыст Фортуны, тех, кому досталась правая грудь. Первый и последний Страшный Суд.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
