И тут небо темнеет.
Я чувствую какое-то движение. Что происходит? Краем глаза я вижу что-то коричневое и за ним — голубое. Этот голубой, где я его раньше видела? Но подумать над этим я не успеваю, потому что в следующую секунду происходит вот что: из мышиной норы выходят ДИТЯ.
— Ага-а! — выкрикивает один из них — тот, что в ковбойском костюме.
— Обманули дурака на четыре кулака! — радуется второй, и его голубой капюшон колышется на ветру, которого тут на самом деле нет.
Они оба хихикают.
О боже.
— Ну чего, вон ее сознание. Вон дверь. Пошли покончим с этим, — говорит первый.
— Что-то у нее сознание не как у других, — замечает мальчишка в плаще. — Сплошная трава.
— Ну, вообще-то да. Но какая разница-то?
— Постойте, — говорю я.
— Постойте, — передразнивает меня тот, что в плаще.
Черт. Черт. Что теперь говорить?
— Вот это мы сейчас повеселимся! — подпрыгивает мальчишка-ковбой. — Ву-хууу!
Он присвистывает так радостно, как будто бы родители только что разрешили ему купить вон ту игрушку, или сообщили, что поведут его в зоопарк, или сказали, что он может смотреть фильм допоздна вместе со всеми.
— Я знаю, что с вами произошло, — говорю я. — Мне очень жаль.
— Почему? Это же не ты нас убила, — говорит тот, что в плаще.
— Нет, но… — Я хочу сказать что-нибудь о том, что я их понимаю, что я могла бы быть одной из них. Но мне не удается подобрать слова.
— Молчал бы ты, Бенджи, — говорит ковбой. А потом поворачивается ко мне: — Не лезь к нам со своим психоанализом, сука!
Второй мальчишка вылупливает глаза и громко хохочет.
— Ладно, за дело, — говорит первый и вытаскивает из-под плаща свой скейтборд. — Давай, Майкл.
Нужно что-то делать! Но что?! Здесь даже нет никакого оружия. Ни металлических прутьев, ничего такого — впрочем, не думаю, что от этих можно отбиться металлическим прутом…
Где Аполлон Сминфей?
— Пожалуйста, помогите мне, — думаю я.
— Мы уже позаботились о твоем любовничке, — говорит Майкл-ковбой.
Второй давит в себе смех, но все равно слышно, как он хихикает. Не знаю, зачем ему понадобилось это скрывать — я же ничего не могу с этим поделать…
— Он теперь совсем чокнутый, — говорит Бенджи. И, покрутив пальцем у виска, кривляется: — Ку-ку, ку-ку!
О боже. Что это значит? Неужели они смогли добраться до Адама? Пробрались в монастырь, несмотря на то что вход туда им закрыт, и нашли его — и проникли в его сознание, как пара чертовых гоблинов? И что же они сделали? Возможно, убедили его выйти из монастыря и вынести книгу. Но они ведь не знали, что книга там. Тогда зачем вообще им понадобилось его трогать? Просто так — мне назло? Или, может быть, они думали, что он знает, где я, и хотели добыть у него информацию? А потом зачем-то взяли и превратили его мозг в спагетти. Точь-в-точь как обещали поступить со мной. Точь-в-точь как собираются поступить со мной сейчас, ведь мне совершенно нечем их остановить.
И вдруг я вижу еще один силуэт — кто-то движется по улице в нашу сторону. Это человек, и он один. Сначала я думаю, что это Аполлон Сминфей, но нет, это кто-то не такой высокий. Потом силуэт начинает приближаться быстрее, и я понимаю, что человек бежит.
Это Адам.
— Вы уверены, что вам это удалось? — спрашиваю я у мальчишек.
И вовсю улыбаюсь. У Адама с собой два гранатомета, по одному на каждом плече. Где он их… А потом я вижу, что он несет и кое-что еще. Белый бумажный пакет с неровными краями — похоже на пакет старинных конфет. Что происходит? Мне это все снится? Нет. Это реально. Реально настолько, насколько это вообще возможно.
ДИТЯ оборачиваются туда, куда смотрю я.
— А, это священник, — говорит Бенджи.
— Скукота-а… — ноет Майкл.
— Здравствуй, — говорю я, и Адам протягивает мне один из гранатометов.
— Эриел, — говорит он, глубоко вздохнув и закрыв глаза. — Наконец-то.
— Где ты… То есть как тебе удалось это раздобыть? — спрашиваю я его.
— А, я встретил Бога, — говорит он. — Тут здорово, правда?
— М-м…
— Ну, если не считать этих маленьких придурков.
— О нет! — взвизгивает Бенджи, топнув ножкой. — Мы свихнули не того парня!
— Тьфу ты! — расстраивается Майкл.
— Вольф, — приходит мне на ум. Они ведь видели меня с Вольфом.
— Я сказал им, что у тебя роман с Патриком, — говорит Адам.
— Откуда ты знаешь про Патрика?
— Боюсь, я про все знаю, — говорит Адам. — Сейчас все расскажу, подожди минутку.
Он поднимает гранатомет и прицеливается в Майкла.
— Адам, — говорю я и целюсь в Бенджи — правда, у меня дрожат руки.
— Что?
— Нельзя. Они ведь всего лишь дети.
— Да, — говорит Бенджи. — Так нечестно!
Он принимается плакать. Майкл следует его примеру и тоже ревет.
— Ты говорил, что принесешь нам конфет, — говорит Бенджи. — А вместо этого хочешь нас обидеть! Ты как все взрослые. Ненавижу тебя!
Я замечаю, что они не произносят слова «убивать». И вспоминаю, что говорил Аполлон Сминфей. В тропосфере нельзя убить. Тогда как же мы сможем избавиться от этих треклятых мальчишек? И почему Адам здесь? Я не понимаю вообще ничего из того, что тут происходит.
— Хотите вместо этого конфет? — спрашивает Адам, опуская оружие.
У Майкла дрожит нижняя губа, и он говорит:
— Да. Да, пожалуйста.
— И мне, — вторит Бенджи. — И мне конфет!
Майкл в нетерпении заламывает руки, а Бенджи от волнения подпрыгивает и покачивается, как малыш, который хочет в туалет.
— Ну хорошо. Только смотрите, не ешьте все сразу, — говорит Адам.
Он подходит к Майклу и дает ему пакет.
— Это вам на двоих, — говорит он, и Майкл немедленно засовывает в пакет руку.
— Эй, отвали, — говорит Майкл, когда Бенджи тоже пытается просунуть туда руку.
Им обоим удается достать по пригоршне розовых, желтых и зеленых конфет. Они заталкивают их в рот — все больше и больше конфет, — пока щеки у них не раздуваются так, что, кажется, вот-вот лопнут.
— Зачем ты дал им конфеты? — спрашиваю я Адама.
— Смотри, — говорит он.
Мальчишки едят конфеты, и их очертания становятся менее отчетливыми. Сначала мне кажется, что у меня что-то с глазами, и я тру их, чтобы видеть лучше. Но, конечно же, с глазами здесь ничего не может случиться. Мальчишки и в самом деле растворяются в воздухе.
