Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.
– Вот, – протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. – Это твое, ты это выиграла.
Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола.
– Возьми это, – настаивала Тенчика.
– Он знает? – спросила Дина. – Конечно.
– Он очень добр.
– Я люблю его, – ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.
Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.
– Для этого действительно нужно неплохо бегать, – заметил я.
Она весело рассмеялась.
– Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! – радостно потрясла она содержимым свертка. – Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!
– Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? – предложил я.
– Нет, – с улыбкой отказалась она. – Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.
Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.
– Прощай, Тэрл Кэбот, – пробормотала она. – Желаю тебе всего хорошего.
– И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, – ответил я.
Она рассмеялась.
– Глупый, глупый воин, – покачала она головой. – Я всего лишь дочь бедного пекаря!
– Он был благородным, достойным человеком, – сказал я.
– Спасибо тебе, – пробормотала она.
– И дочь его – благородная, достойная женщина, – продолжал я. – К тому же очень красивая.
Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.
Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.
Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.
– А она красивая, – мрачно отметила Элизабет.
– Да, – согласился я и, посмотрев на нее, добавил: – Ты тоже.
Лицо её расцвело улыбкой.
– Я знаю, – горделиво сказала она.
– Дерзкая девчонка, – усмехнулся я.
– Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, – возразила она.
– Это верно, – согласился я. – Но почему ты сама решила, будто ты красивая?
– Я не сама. Так говорил мой господин, – пожала она плечами. – Он ведь не обманывает, не так ли?
– Не часто, – признался я. – Особенно в вещах столь важных.
– К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, – заявила Элизабет, – и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.
От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.
– Наверное, целую пригоршню золотых монет, – как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.
– Пожалуй, – согласился я.
– Значит, я красивая, – подвела она итог.
– Верно.
– Но ведь ты не продашь меня?
– Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.
– Ох, Тэрл! – испуганно воскликнула она.
– Господин, – поправил я.
– Господин, – немедленно согласилась она.
– Что ты хочешь сказать?
– Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, – с улыбкой пообещала она.
– Значит, все будет в порядке, – заверил я её.
– Я люблю тебя, – внезапно сорвалось с её губ. – Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.
Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.
Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.
Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом – малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, – теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом. Она превратилась в очаровательную, страстную женщину, дерзкую и милую, – одним словом, мою.
Интересно, были ли на Горе и другие женщины с Земли, прошедшие такую же трансформацию, перерождение, те, кто, даже не отдавая себе отчета, страстно желал найти для себя мужчину и мир, в котором – пусть даже не по собственной воле, не имея иного выбора – они научились ценить то, чем обладали до сих пор, научились по-новому смотреть на жизнь, радоваться каждому её проявлению и чувствовать себя по-настоящему свободно и раскованно – как это ни покажется парадоксальным – даже в стягивающем их горло ошейнике. Так думал я и сам удивлялся своим мыслям: возможно ли вообще такое? Правы ли в своих заключениях горианцы?
Слишком уж фантастической порой казалась мне их психология.
Сейчас в тронном зале дворца тарианского убара оставались только Камчак с Африз, Гарольд с Хереной и я с Элизабет.
Камчак посмотрел на меня проницательно.
– Ну, в нашей игре, кажется, все складывается удачно.
Мне припомнился наш недавний разговор.
– Ты слишком рисковал, – ответил я, покачав головой, – когда не вывел войска из Тарии и не бросил их на защиту босков и фургонов, понадеявшись на то, что катайи и кассары придут тачакам на помощь.
Это была слишком рискованная игра.
– Возможно, не такая уж рискованная, – ответил он, – поскольку я знал катайев и кассаров, наверное, даже лучше, чем они сами.
– Ты говорил, – напомнил я, – что игра ещё не окончена.
– Теперь уже все позади.
– А что составляло последнюю партию этой игры?
– Мне нужно было показать катайям, кассарам и тем же паравачам, насколько просто нас можно уничтожить по отдельности руками друг друга и какую силу мы будем представлять собой, действуя все вместе.
– Это должно было навести их на мысль о необходимости выбора Высокого Убара?
– Да, именно на это и была направлена моя игра.
– Ну, что ж, да здравствует Высокий Убар – Камчак, убар тачаков!
