— Вы что-то сказали? — спросил Уиллис.
— Ничего.
Линда опустила стекло; ее тут же окутал прохладный воздух, принес с собой запах лаванды, рисовой травы, выхлопа машины. И еще — слабый аромат из апельсиновых рощ.
— Мы с вами повеселимся, правда? — обратился к ней Уиллис.
И вдруг Линда, когда-то совершенно не знавшая, что такое страх, услышала в своем голосе колебания и даже боязнь взрослой женщины:
— Вы думаете, я им понравлюсь?
— Ах, Линда, — начал Уиллис, снял руку с руля, положил ее Линде на плечо и погладил его через шкуру медведя. — Понравитесь ли вы им?
Он расхохотался — не жестоко, но насмешливо — и, когда заметил, что она не смеется, сказал:
— Не говорите глупостей.
Ей понравилась эта близость, точно так же как нравилось когда-то, как Эдмунд, похлопывая ладонью по своей кровати, просил ее присесть и они заводили долгий разговор, — а может, то был не просто разговор и Линде надо бы сознаться в этом самой себе? Что за девушка была Линда Стемп? Что за девушка из нее получилась? Она смотрела в окно, за которым сменяли друг друга особняки Ориндж-Гроув-авеню; было видно, как горничные задергивают в них на ночь шторы. «Куда я еду?» — спросила себя Линда, глядя в ночную тьму, и, пока машина летела мимо сырых лужаек и свет ее фар отражался в воде бассейнов, Линда погрузилась в вязкие, неторопливые размышления, похожие на глубокий колодец, где тихо капает вода; с внешним миром ее связывала лишь рука Уиллиса. Она все так же лежала у нее на плече. Рука была маленькая, но сильная, и, когда он дотронулся до нее, не отпуская руля другой рукой, его енотовая шуба распахнулась и белая бабочка блеснула, словно яркая, во все зубы, улыбка в темной пустой комнате.
Клуб украшали тысячи цветов; по перилам вились лилии, душистый горошек обрамлял выполненные с натуры пейзажи каньона Итона и Чертовых Ворот, цветы львиного зева как будто кусали воздух. В бальной зале над оркестром висели цифры «1925», сделанные из белых хризантем, а в петлицах у официантов были камелии сорта «розовое совершенство». Приглашенных собралось несколько сот — и члены клуба, и их гости, — и на каждом было или пальто, или пончо, или свитер, или шаль, сделанные из меха: рыжевато-коричневая пума, серый, жесткий койот, черный тюлень и темно-желтый морской лев, чернохвостый олень, бледно-серый лось, глянцевая выдра, остроносый скунс, длиннохвостые ласка и куница, пекан с белым кончиком хвоста; горностай, норка и серебристый соболь, из которых шили шубы; красная лиса, желто-серый опоссум, черный медведь, старая зебра и ягуар, жесткоперый пингвин.
Линду и Уиллиса встречал человек с тепличной орхидеей, приколотой к жилету из козьей шкуры. Он представился Карлайлом Войдом, двоюродным братом Уиллиса. Он был узкокостным, заметно прихрамывал — когда ему было шесть лет, сестра Грета толкнула его под колеса экипажа, — и поэтому он ходил, опираясь на посеребренную трость. Карлайл подхватил Линду под одну руку, Уиллис — под другую, и через бесчисленные шкуры они протиснулись в бальную залу, где на нее немедленно вскинулось множество любопытных глаз.
К Линде протянулись хрупкие руки, похожие на цветки калл, и церемонно прозвучало:
— Здравствуйте!
Линда мигом поняла, что если не о ее репутации, так о существовании уже знают все: по залу как блоха скакала новость — Уиллис Пур появился на новогоднем балу с незнакомкой. Даже за музыкой Линда различила шепоток: «А кто это такая?» Голоса слышались из каждого уголка зала: от женщин, завернутых в длинные меха, струившиеся серебристой колонной, от наманикюренных мужчин в куртках первых поселенцев, от одетых в белые смокинги музыкантов оркестра, игравшего венский вальс.
— Потом дадут джаз, — сказал Уиллис. — Вот тогда и повеселимся.
Кто-то спросил, откуда Линда родом, и она разорвала круг молчания своим ответом. Потом Карлайл спросил:
— Из Приморского Баден-Бадена? Вы рыбачите?
— Я охотилась за лобстерами.
От этого ответа у многих округлились глаза и повернулись шеи.
— Вы ставили ловушки? — спросила какая-то женщина. — На самом дне океана?
Какой-то мужчина фыркнул:
— Вы хотите сказать, что ловили их собственноручно?
Еще одна женщина произнесла:
— Я так люблю лобстеров! Спорим, ты, Грегори, не знал этого обо мне? — (Грегори ответил, что прекрасно знал.)
Кто-то спросил:
— Где можно купить ловушку для лобстера?
Линда ответила, что делала их сама при помощи киянки, деревянных плашек и вязальной спицы.
Кто-то недоверчиво ахнул:
— Неужели сама?!
Женщина воскликнула:
— Вы опускались на самое дно океана и рыбы плавали вокруг вас и кусались?
Она даже открыла от любопытства рот, и все, кто сидел за столом — каждый богатый и красивый, богатый и толстый, богатый и невзрачный, богатый и застенчивый, — обхватив подбородки руками, подались вперед и внимательно слушали, как Линда рассказывала о встрече с синей акулой.
— Не может быть! — вскрикнула женщина. — Не может быть! Вы смотрели на нее и хотели умереть!
Миниатюрная девушка с влажно блестевшими глазами, в шляпке, украшенной пером кондора, развязно подошла к столу и опустилась на колени Уиллиса.
— Капитан Пур, а где же Лолли? Вы же не хотите сказать, что опять поместили ее под замок? — спросила она.
Молодая женщина поднялась, юбка в складку задралась на ней так высоко, что всем стали видны подвязки и серебристые шелковые трусики. Она сказала, что собирается пойти к бассейну, и крикнула:
— За мной!
Поднялись несколько человек, и вскоре Линда осталась за столом в компании Уиллиса и Карлайла.
— Где же вы отыскали старичка Уиллиса? — поинтересовался Карлайл.
— Это не я, — ответила Линда. — Это он меня отыскал.
Через двадцать минут один из мужчин вернулся от бассейна — его глаза сияли, а щеки цвели румянцем. Он сказал:
— Не хотите пойти с нами, мисс Стемп?
Его спутница, рыжие волосы которой были туго закручены наподобие колбас, хлопнула его по руке и сказала:
— Хью, это уже перебор.
Вскоре за столик вернулись и другие, с каким-то маслянистым блеском в глазах. Заговорили медленнее, как будто языки прилипали к гортани.
— Что ж, — произнес Уиллис, — пойдемте на воздух.
С этими словами он провел Линду на террасу. Бассейн подсвечивал бело-лунный свет от подводной лампы, а на воде, как звезды, плавали сотни цветов магнолии. На лестнице стояла женщина, держа в руках золотистые сандалии; подол ее шубы из нутрии основательно промок, она тянулась к воде, муж стоял рядом и умолял:
— Милли, дорогая, сними же ее!
