Дни завертелись бурные, они проносились в вихре света и споров, а Питер вдруг самым невероятным образом вырос в популярнейшую фигуру. Ведущие новостей уже намертво прилепили к его фамилии несдираемые определения, говоря о «воинственном Питере Скаттергуде», «временно лишенном полномочий заместителя окружного прокурора, утверждающем…» и так далее. И этими смешными трансформациями его личности перемены не ограничивались, потому что город теперь с отвращением и осуждением поглядывал на лица всех участников недавнего захватывающего скандала. Невиновных не было, и теперь никто не мог выйти сухим из воды. Питер прижал руки к лицу и закрыл глаза. В пятницу он получил от окружного прокурора официальное уведомление о снятии с должности. В понедельник его допросят в окружной антикоррупционной юридической комиссии о подробностях его связей с Винни. Банк сообщил ему, что начинает процедуру лишения его права выкупа дома на Деланси-стрит за долги.
Он сидел неподвижно, пытаясь понять, как могли окончиться подобным образом лучшие его надежды. В тот вечер он чуть не убил Дженис и ее любовника – и это было, как он решил, моментом истины: он этого желал и был к этому близок настолько, насколько может быть к этому близок человек, так и не нажавший на курок. Он искал тогда справедливости, как его и учили. Все прочие пути казались гибельными, и он позвонил Карен Доннел, репортерше из «Инквайерера», которая, к счастью, в тот вечер задержалась на работе. Стоя на холодном ветру, он вкратце объяснил, что хочет поговорить с ней, и она отнеслась к этому с некоторой опаской, вполне естественной, когда официальное лицо звонит журналисту и говорит, что хочет поделиться информацией. Но все же она согласилась встретиться с ним через час в одном из общественных мест. Она его выслушает, сказала она, но обещать ничего не может. Он достал из машины папку с делом Каротерса и встретился с ней на автобусной станции «Грейхаунд», где среди спящих путешественников и бездомных бродяг и изложил ей проделанную мэром и Хоскинсом аферу, рассказал о настоящем отце Тайлера Генри, все рассказал. Он назвал ей Вестербека и порекомендовал позвонить ему, чтобы тем самым обеспечить арест Геллера. Это должно было стать концом его юридической карьеры в городе, но журналистку это, видимо, никак не взволновало. Он швырнул на скамейку дело. «Вот, – сказал Питер. – Возьмите».
На следующий день, вскоре после того, как Питера известили, что он отстраняется от своих обязанностей, немедленно и без заработной платы, выяснилось, что детектив Вестербек сличил «пальчики» Геллера с найденными в квартире отпечатками и арестовал Геллера. Тот, как вскоре стало ясно, совершенно потерялся и в заснятом на видео признании описал убийство Джонетты Генри. Телевизионные каналы, как того и следовало ожидать, падкие до скандалов, вскоре раздобыли копию видео и прокрутили ее в новостях.
Тем же вечером Питер обзвонил с полдюжины отелей на Бермудах, от всей души надеясь, что Берджер еще не приударил за очередной официанткой, не разругался тем самым с женой и не улетел с Бермудов в результате этой ссоры. В конце концов за потрескиванием телефонных помех и гудением проводов он услышал Берджера, которому и выложил все, что произошло.
– Будет трудно найти работу, – сказал Берджер.
– Ты мне найдешь, – ответил Питер. – Идет?
До него донесся смех Берджера.
– А с Дженис как у тебя? – спросил Берджер.
– Вчера вечером застал ее в постели с одним парнем, а у меня в руке был револьвер, так что я их обоих и шлепнул.
– Ну да, надо думать, – с издевкой произнес Берджер.
А на следующий день, едва в газетах появилась статья Карен Доннел, пространно цитировавшая анонимного заместителя окружного прокурора, мэрия заявила, что прокуратурой скрывается информация, доказывающая, что оба убийства совершены Вэйманом Каротерсом. Выступивший с этим заявлением чиновник призвал к «немедленному и полному раскрытию скрываемых фактов». Контрзаявление не заставило себя ждать, и, наплевав на чины и звания, прокуратура начала бюрократическую атаку на мэра и его службы. Хоскинс зачастил на телевидение, где стал рассказывать с экрана о расследовании. Фамилия Питера не упоминалась. Окружной прокурор, не очень опытный в общении с медийными гуру, решил все же опять появиться перед общественностью и, нацепив на свой жезл еще один свежий скальп, продолжить свое карабканье вверх по политической лестнице.
Разнюхать, что анонимный источник Карен Доннел и Питер – одно и то же лицо, для медийных ищеек было проще простого, они тут же задались вопросом, почему отстранен от должности тот, чьими стараниями и была добыта ценная информация, и уже днем Питер держал речь возле здания Ратуши и, кутаясь в теплый шарф и воротник пальто, обдавая облачками пара журналистов и аппаратуру средств массовых коммуникаций и юпитера, чей слепящий свет заставлял его щуриться, будто он смотрел на солнце, вновь излагал все по порядку, силясь объяснить, как случилось, что молодая чернокожая женщина Джонетта Генри, чьи желания были так типичны: безопасность, жизненная перспектива для ее ребенка, женитьба на способном юноше, была убита мужчиной, на каком-то этапе потерявшим разум, мужчиной, боготворившим того, кого общественность недавно выбрала в лидеры, и как эта трагедия была усугублена простой оплошностью полиции и внезапной вспышкой болезненной ярости Вэймана Каротерса, и как мэр и его приспешники, запаниковав, решили скрыть правду.
Рассказанная им история была суровой и печальной, и газеты вкупе с телевидением не одну неделю занимались тем, что мусолили ее, подтверждая вновь и вновь ее искренность, чем приводили в отчаяние мэра, заставляя его то отступать, то нападать, выдвигая встречные обвинения, говоря, что «этот полоумный Питер Скаттергуд» сбрендил на почве разрыва с женой и неудачи собственного брака. Неожиданно стали известны и тайные отношения Питера с Винни. В результате проведенного расследования всплыли многочисленные аферы Винни; партийные боссы, ставленники мэра, прерывали свои дела, донося на Винни и свидетельствуя против него, тем самым жертвуя толстяком ради того, чтобы опорочить Питера. Неожиданное появление Винни вызвало новую серию расследований, и обнаружились новые скандалы, которые косвенно бросали тень и на Питера, особенно когда раскрылось, что Винни получил 25 тысяч отката за свою роль посредника при закупке тысячи бракованных радиопередатчиков. Когда стало известно о том, что молодой латинос-полицейский, усердный прихожанин и отец четверых детей, серьезно пострадал в результате того, что пытался вызвать себе подмогу по одному из этих передатчиков, от Винни все отвернулись, он остался в полной изоляции и только и мог, что недоумевать, какую злую шутку сыграла с ним вдруг обратившаяся к нему спиной судьба. Обвинения против Винни вызвали и слухи о грозящих Питеру дисциплинарных взысканиях со стороны Государственной юридической коллегии, и он действительно получил официальное уведомление о начатых предварительных расследованиях.
Крах личной жизни Питера, разумеется, живо интересовал газетчиков, потому что во всем этом деле красной нитью прослеживались любовные неудачи и распавшиеся любовные связи. И разумеется, каждый желал проникнуть в сознание мэра, до разразившегося скандала признанного человеком достойным, способным править городом увлеченно и энергично, в соответствии с принципами добропорядочности. Всех интересовало, можно ли по-прежнему считать мэра достойным человеком, не опорочило ли его сокрытие отцовства и простила или же не простила его жена. В хронике показывали мэра и его семейство, хмуро направлявшихся на воскресную службу, и сопровождались кадры комментариями пресс-секретарей мэра и его адвокатов, рассуждавших на тему процесса. Всех интересовало также, любил ли мэр Джонетту Генри или же испытывал одно лишь влечение при виде тела, запомнившимся Питеру обнаженным, распростертым на постели в квартирке, что в Западной Филадельфии.
