веранда, он хорошо помнил, да и район города как будто не похож… Куда это его занесло?
Осознав куда, Герти расхохотался. Прохожих в этой части города не было, так что никто даже не обернулся в его сторону. Повезло, иначе могли бы и забрать в полицию.
Дверь, к его удивлению, была не заперта. Отворив ее, Герти ступил внутрь. Утренний полумрак просторного дома показался ему неимоверно приятным. Пахло так, как пахнет обычно в пустующем доме: пылью, старым лаком и деревом.
– Кто это? – раздался тревожный голос из соседней комнаты. – Кто пришел?
– Гилберт Уинтерблоссом!
Мистер Питерсон вышел в прихожую шаркающей походкой, неловко переставляя ноги. Выглядел он непривычно вялым, даже изможденным.
– Кто?.. Как?.. Ах да. Конечно, немедленно заходите, мистер Интерфлосс, прошу вас. Не желаете ли горячего чаю с овсяным печеньем? Заходите, заходите… Как приятно снова вас увидеть, мистер Интерфлосс! Вы совсем позабыли про своего приятеля Питерсона, а! Не видел вас уже тысячу лет!
Питерсон вел себя странно. Он держался суетливо и вместе с тем неуклюже, двигался неловко, постоянно извинялся и теребил руки. Взгляд у него был добродушным и чистым, но каким-то мигающим и щурящимся, как у старой леди, забывшей свои очки. Что-то подобное было и в манере держаться, несвойственной для мужчины его возраста. Как если бы он внезапно сбросил добрых сорок фунтов веса и излечился от ломящего кости артрита, но еще не вполне привык к этому.
– Вообще-то я был у вас вчера, – сказал Герти, внимательно глядя на суетящегося вокруг стола Питерсона. – Вместе с мистером Беллигейлом.
Питерсон прижал ко лбу руку.
– Ах да. Вылетело из головы. Иногда я бываю ужасно рассеян. Особенно после грозы. Так о чем мы вчера с вами условились?..
– Мы договаривались, что с утра я зайду за вами, мистер Питерсон.
– Ну конечно! Как меня угораздило забыть, старина?
– Мы с вами собирались предпринять небольшую прогулку пешком. Миль на восемь. А потом зайти в паб и пропустить по хорошей порции шотландского двойного крепкого.
Питерсон улыбнулся, но не радостно, а как-то беспомощно.
– В самом деле, в самом деле… – забормотал он. – Как неловко получилось. Конечно же, с удовольствием составлю вам компанию. Только позвольте сперва предложить вам чаю. Усаживайтесь к камину, он еще теплый. Где-то тут было ежевичное варенье… Нельзя предпринимать долгие прогулки на пустой желудок. А вот и чай…
Усадив Герти в кресло и заботливо прикрыв пледом, он принялся хлопотать с заварочным чайником и розетками для варенья. Движения у него были осторожные и излишне аккуратные, как будто он боялся что-то не то сделать или разбить. Герти наблюдал за ним, пытаясь скрыть улыбку.
– А вот и ваш чай, приятель. Берите-ка, пока горячий…
– С ванилью? – поинтересовался Герти.
Питерсон вздрогнул и едва не разбил ложечкой блюдце, отчего смущенно улыбнулся и хихикнул. Он выглядел обескураженным.
– Простите?..
– Чай с ванилью? – Герти, блаженствуя, грел руки горячей чашкой.
– Я…
– Вы ведь не Питерсон, так?
Плечи Питерсона поникли, глаза смущенно потупились.
– Так заметно?..
– Эм-м-м… Немного. Совсем чуть-чуть. Как вас зовут?
– Можете называть меня миссис Мак-Класки, – вздохнул Питерсон, садясь в кресло и осторожно пробуя чай. – А вы, наверно, приятель Эрсиваля?
– Да, пожалуй, что так. Близкий приятель. Зовите меня Гилбертом.
– Неудивительно, что я вас прежде не встречала, я редко сюда захожу, – заметил Питерсон, щурясь. – В моем возрасте долгие прогулки противопоказаны, даже если они исчисляются сотнями лет, а не милями… В этом году мне стукнет восемьдесят.
– Нравится Новый Бангор?
– Спрашиваете! – Питерсон в восхищении прикрыл глаза. – Удивительное место, удивительное время. Вы даже не представляете, Гилберт, в какое прекрасное время вам выпало жить.
Герти пожал плечами.
– Наверно, есть и получше. Конец девятнадцатого века – шумное местечко. Войны, грипп, все прочее…
Питерсон хлопотал, накладывая Герти ежевичного варенья, и благодушно улыбался. Несмотря на то что в его волосах не было ни единого седого волоска, а облачен он был отнюдь не в вещи из дамского гардероба, у Герти мгновенно возникло безотчетное ощущение того, что он находится в одной комнате с преклонных лет дамой, дружелюбной и любящей поболтать.
– Вы не понимаете. Впрочем, ничего удивительного. Мы не ценим ни тех вещей, которые имеем, ни той эпохи, в которую живем. В наше время ваш викторианский период считается золотым. Что-то вроде отгоревшей не до конца сказки, если вы меня понимаете. Здесь даже воздух этим проникнут…
– Скорее угольным дымом, – заметил Герти, пригубив чай.
Против его опасений, чай оказался отменным и превосходно заваренным, что его немного успокоило насчет будущего. Какие бы катаклизмы ни довелось пережить современникам Брейтмана, чай заваривать они не разучились. А значит, старая добрая Англия еще не так плоха, как может показаться.
– Я бы с удовольствием взглянул на вашу эпоху. Наверно, это что-то замечательное. Страшно представить, до чего дошел технический прогресс.
Миссис Мак-Класки отчего-то поежилась.
– Да, – сказала она, кивая, – страшно представить. Прогресс, дорогой мой Гилберт, всегда будет палкой о двух концах. Он всегда что-то дает нам, но что-то и отнимает. Ваши новомодные телефоны постепенно лишают вас настоящих бесед друг с другом, а путешествия, меняющие окружающий мир, превращаются в обыденность.
– Так можно сказать про любое время, – рассмеялся Герти. – Когда-то ругали и фонограф за то, что он убивает живую музыку.
Миссис Мак-Класки улыбнулась ему улыбкой Питерсона.
– Вы правы. Но все равно, до чего же приятно иногда бывает окунуться в иную эпоху, иной мир. Сидеть вот так спокойно, пить чай, слушать цоканье лошадиных копыт… Вы лишены этого удовольствия, мой милый, но вы молоды, а оттого еще не успели понять вкус сентиментальности. Каждому напитку, знаете ли, приходит свой черед…
– И лучше оценивать его до того, как подали счет, – понимающе кивнул Герти.
Миссис Мак-Класки мелодично рассмеялась, причем ее смеха не портил даже мужской баритон.
– Вы прелестный молодой человек, Гилберт. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
– Уже уходите? – удивился Герти, глядя на часы. – До которого часа вы забронировали тело?
– До десяти. Однако возникли непредвиденные обстоятельства. Дело в том, что один настойчивый джентльмен хочет вас увидеть.
– Где он? – удивился Герти, озираясь.
– Правильнее было бы спросить, не где он, а когда он.
– Простите?..
– Мистер Брейтман, мой современник. Он настаивает на том, что должен срочно с вами поговорить по неотложному делу.
При упоминании ученого Герти лишь поморщился.
– Как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня нет настроения с ним беседовать.
– Да, – согласилась миссис Мак-Класки, – он весьма резкий джентльмен. Впрочем, многие ученые таковы.
– Этот, с вашего позволения, ученый, едва не застрелил меня третьего дня. Исключительно из научных
