Магдалена тщетно бросала взгляды, полные мольбы, в сторону Маттеуса Шварца, заклиная его повернуться к ней и перемолвиться хотя бы словом. Но тот упорно продолжал смотреть перед собой.
«Почему он наказывает меня? — мысленно вопрошала Магдалена. — Ведь это именно он оставил меня в Эбербахе».
Едва заметно она приблизилась к посланнику и, не глядя на него, прошептала:
— Это правда?
Шварц ответил, не поворачиваясь в ее сторону:
— Дело слишком серьезное, чтобы распространять вымысел.
От Свинопаса не укрылось, что Магдалена и посланник переговариваются. Однако шум в зале не позволил ему разобрать ни слова. Свинопаса тоже терзали сомнения, что показания Шварца соответствовали действительности. Но разве он уже однажды не спас Магдалену, вырвав ее из когтей инквизиции?
Прошел почти час томительного ожидания, прежде чем вернулись солдаты из гостинцы «У бирюка». Однако вместо Эразма Роттердамского и доктора Фауста они привели с собой владельца гостиницы.
Оказавшись перед судебным старостой, тот начал причитать: о, если бы он знал, каким подлым людям предоставил крышу над головой, он давно бы прогнал их! А так подонки опередили его. Поспешно и незаметно они покинули гостиницу, даже все свои вещи побросали.
Пока толстяк держал ответ, солдаты выложили на судейский стол петлю из проволоки, растрепанные бумаги, бутылку с таинственным содержимым и зловонную одежду. Зрители изо всех сил тянули шеи.
Рыночные торговки, у которых процесс вызывал особый интерес и которые привыкли к дурным запахам, заткнули себе носы. А аптекарь из квартала Занд, худой, как щепка, человечек со стеклами для глаз на носу, пискнул:
— Осветительное масло из источника святого Квирина в монастыре Тегернзее! Я прекрасно помню! Какой-то незнакомец купил его у меня пару дней тому назад. Легко воспламеняется, очень, между прочим, дорогое и, в отличие от сальной свечи, воняет так, что хоть святых выноси.
— То есть вполне сгодится, чтобы поджечь дом? — уточнил староста.
— Лучше ничего не придумаешь, ваша честь! — Ответ аптекаря вызвал возмущение публики, раздались крики, требующие запретить торговлю таким дьявольским средством, иначе весь мир рано или поздно вспыхнет.
Староста раздраженно отмахнулся и углубился в бумаги, найденные солдатами в комнате доктора Фауста, которые были одна загадочнее другой.
На одном листе была записана формула: Satan Adama Tabat Amada Natas. На другом можно было прочесть: HICIACCOD.
— Странный, похоже, тип, этот доктор Фауст, — пробормотал себе под нос староста, но так, чтобы это услышал каждый в зале. — На все у него наготове волшебная формула. Наверное, наколдовал и испарился из города вместе со своим спутником.
Неразборчивые записи относились к Мильтенбергу, Майнцу и Вюрцбургу и, очевидно, содержали только географические приметы. Староста оторопел: на одном пергаменте Фауст записал:
Осведомленные:
Атанасиус Гельмонт +
Ксеранта +
Венделин Свинопас
Магдалена Вельзевул
Судья протянул Свинопасу пергамент:
— Не часто случается, что убийца составляет список своих жертв и после выполненного дела помечает крестом. Видимо, память его подводила.
Свинопас испугался и передал пергамент Магдалене.
— Боже мой, — прошептала она и покачала головой, словно стараясь стереть из памяти строчки.
— Если нужно доказательство вашей невиновности, то оно на этом пергаменте, — объявил староста. — Вы свободны!
Публика в зале разразилась криками радости, однако раздавалась и похабная брань тех, кто настроился увидеть в этот пятнадцатый день первого осеннего месяца душераздирающее зрелище.
Магдалена слышала весь шум словно издалека. Она обернулась и, рыдая, бросилась на шею Маттеусу.
— Не надо плакать, — произнес Маттеус Шварц и ласково погладил ее по волосам, ставшим за время их разлуки более длинными и волнистыми.
— Я не плачу, — по-детски попыталась оправдаться Магдалена. При этом по ее щекам катились крупные слезы. — А если и плачу, то только от радости.
— Что ты свободна?
— И это тоже. Но главное то, что ты приехал.
Посланник Фуггеров вытер ей слезы изящным носовым платком.
— Ты задала мне нелегкую задачу. Найти тебя было совсем не просто. Иногда я сам себе казался охотником в зимнем лесу. Следов было сколько угодно, но когда я думал, что уже у цели, ты опять пропадала.
Венделин Свинопас деликатно держался в стороне. Магдалена подошла к нему и, не говоря ни слова, обняла. Это объятие вызывало в ней совсем другие чувства, чем те, что дарил ей Маттеус.
— Вы спасли нам жизнь, — слабо улыбнулся Свинопас посланнику.
Шварц махнул рукой и посмотрел на Магдалену.
— Это был перст судьбы. Я ведь понятия не имел, где вы находитесь. Когда я нанес визит епископу Вейганду, чтобы напомнить ему о его долгах, я спросил, не может ли он помочь мне в поисках близкого человека, и назвал твое имя. Епископ сразу стал серьезным и сообщил мне, что тебя обвиняют в убийстве и завтра, скорее всего, ты будешь приговорена к казни через повешение. Я ведь не знал, что случилось, и планировал простить князю-епископу его долги, если он посодействует побегу — твоему и твоего спутника. Я не сомневался, что Вей-ганд Редвиц пойдет на это, потому что он в отчаянном положении. Но потом все произошло с неожиданной быстротой.
Судебный зал тем временем опустел.
— Ты выглядишь на редкость спокойной, — заметил Маттеус, выглянув в окно, где на рыночной площади плотники начали разбирать виселицу. — А ведь тебе пришлось приготовиться к худшему. Как-никак вас обвиняли в убийстве, даже в двойном убийстве!
— Нет, — возразила Магдалена, — мне не было страшно. Я с самого начала верила в справедливость. Наверное, я очень наивна. А ты? — спросила она Венделина.
Венделин все еще был белым как мел.
— Если честно, я давно уже простился с жизнью, — признался он. — В последние дни я все время восхищался твоим мужеством, твоей верой в Бога — или же в саму себя. Лично я не верю в справедливость. Справедливость — это для сильных мира сего.
— Кстати, хотел бы спросить, — вмешался Маттеус, пытливо взглянув на Магдалену, — а что побуждало тебя паломничать то вверх по течению Майна, то вниз, словно в поисках вечного блаженства?
— Может, я нашла его, — пошутила Магдалена. — Оставим это. Придет время, и я расскажу тебе о своих истинных мотивах. Надеюсь, ты поймешь меня.
Таинственные намеки Магдалены заинтриговали Шварца, но он предпочел не развивать эту тему.
С горы Михельсберг зазвонили к «Ангелусу», благодарственной молитве «Ангел Господень». В пустом зале судебных заседаний все еще резко пахло осветительным маслом.
