замѣтно поблѣднѣла.
Борщовъ остановился у стола и довольно внимательно поглядѣлъ на нее.
Лиза встала, отряхнула платье и, ни къ кому особенно не обращаясь, выговорила:
— Мнѣ нужно вамъ что-то сказать.
Катерина Николаевна слегка улыбнулась, а Борщовъ, хлебнувши изъ стакана, подвинулся къ столу.
— Вы мои друзья, начала низкимъ голосомъ Лиза, — и я хочу быть съ вами совсѣмъ откровенной.
— Пожалуйста, откликнулся Борщовъ.
Катерина Николаевна сдѣлала соотвѣтственный жестъ головой.
— Я должна вонъ изъ Россіи! вырвалось у Лизы и она тяжело задышала.
Ей ничего не отвѣчали. Она поглядѣла на нихъ обоихъ, щеки ея зардѣлись и она уже свободнѣе, но съ возрастающимъ волненіемъ продолжала:
— Мнѣ очень трудно здѣсь оставаться. По русски я теперь не забуду, а больше я здѣсь ничему, хорошенько не выучусь.
— Отчего-же? спросила ее Катерина Николаевна — у васъ хорошія способности. Вы можете теперь учиться чему хотите…
— Да, перебила ее Лиза: — я не буду спорить, я говорю одну только вещь: мнѣ очень тяжело въ Петербургѣ. Въ гимназіи дѣвочки какія-то странныя, у меня нѣтъ друзей… здѣсь все умираетъ, отсюда всѣ ѣдутъ. Я не понимаю и не вижу, съ кѣмъ я буду потомъ жить.
Она остановилась и ласково взглянула на Катерину Николаевну.
— Пожалуйста, не думайте, что я не довольна, что — мнѣ у васъ дурно. Я знаю, что мнѣ нигдѣ-бы лучше не было. Вы добрые и умные… Я не отъ васъ ухожу. Мнѣ противно въ Петербургѣ. Дальше въ Россіи я не ѣздила, но, кажется, и тамъ также. Это такая страна.
— Какая-же? спросилъ Борщовъ, очень заинтересованный тѣмъ, что говоритъ Лиза.
Катерина Николаевна слушала ее съ неменьшимъ интересомъ, опершись обоими локтями объ столъ.
— Я съ вами спорить не могу, отвѣтила Лиза, громко вздохнувъ. — Можетъ быть, въ другихъ городахъ жизнь совсѣмъ не такая, но мнѣ не надо здѣсь оставаться. Я вамъ это говорю потому, что вы мои друзья.
Кончивъ, она опустилась на стулъ и сложила руки на груди.
— Если оно такъ, заговорилъ Борщовъ, теребя свою бороду, — то куда-же-бы вы хотѣли отсюда?
— Назадъ, за-границу? подсказала Катерина Николаевна.
— Да, туда, тихо промолвила Лиза.
— Вы совершенно свободны, дитя мое, заговорила Катерина Николаевна. — Вы сами называете насъ вашими друзьями, поэтому я, какъ другъ, замѣчу вамъ одно: мать ваша стремилась сюда больше для васъ. Ей хотѣлось, чтобы вы получили воспитаніе въ родной странѣ. Она жила и трудилась затѣмъ только, чтобы устроить васъ здѣсь, а не за-границей; иначе-бы она не пріѣхала сюда. Подумайте объ зтомъ, Лиза…
— О, я думала! вскричала Лиза съ совершенно недѣтской энергіей — я долго думала; когда мама въ первый разъ легла въ постель, я уже видѣла, что намъ нужно вонъ. Вы говорите: мама пріѣхала для меня, но это, это самое было всегда… une grande désolation pour moi! [79] Въ одинъ годъ она потеряла все здоровье. У насъ былъ другъ и онъ тоже умеръ… d’une autre façon [80]. Я каждый день глядѣла на маму и думала, если быть prolétaire и работать, чтобы не быть голодной, такъ лучше тамъ, гдѣ есть солнце, гдѣ дешевле жить, гдѣ народъ смѣется, не такъ, какъ у васъ здѣсь, гдѣвсѣ… rodent comme des âmes en peine!.. Если-бъ мама хотѣла послушаться меня! Я могла работать, gagner ma vie, я не хотѣла сдѣлаться барышней. Мама такъ меня любила, она не стала-бы держать меня здѣсь, если-бъ можно оыло уѣхать…
Лиза выговорила послѣднія слова слегка дрожащимъ голосомъ и двѣ слезинки показались на ея рѣсницахъ. Отъ волненія она встала.
— Все это прекрасно, возразилъ Борщовъ совершенно серьезнымъ тономъ — здѣсь вамъ, разумѣется, живется хуже, чѣмъ за-границей. Вы потеряли вашу мать и чувствуете себя одинокой, но зачѣмъ-же думать, что все у насъ такъ дурно? Ваша мать не напрасно стремилась сюда. Она хотѣла обезпечить вашу будущность и вы теперь съ очень хорошими средствами, а на эти средства вы можете получить прекрасное образованіе…
— Мнѣ не нужно много денегъ! вскричала Лиза. — Я никогда не думала о нашемъ наслѣдствѣ. Мнѣ и теперь его не нужно!
— Ну, а на что-бы вы уѣхали отсюда? спросила Катерина Николаевна.
— Вы мои друзья, вы-бы мнѣ дали, отвѣтила Лиза. — А если-бъ не дали, я-бы напечатала въ газетахъ, что желаю ѣхать avec une famille и говорить съ дѣтьми по-французски и по-англійски. Меня-бы даромъ довезли. А тамъ я знаю, что дѣлать.
— Прекрасно, возразилъ ей еще разъ Борщовъ — но вы уже настолько развиты, что понимаете, какъ важно имѣть средства для того, чтобы сдѣлаться передовой дѣвушкой и тогда употребить ваше состояніе въ вашемъ-же кровномъ, родномъ обществѣ. За-границей и безъ васъ найдутся хорошія дѣвушки, а у насъ мало ихъ, а нуждающихся всякаго рода — цѣлая масса. Зачѣмъ-же уходить отсюда? Вамъ теперь скучно, будетъ веселѣе, когда вы станете постарше и узнаете, что вы живете не для себя одной, а для тѣхъ, кто въ этомъ Петербургѣ кряхтитъ да ноетъ.
Лиза выслушала всю эту тираду съ глазами, устремленными на скатерть, потомъ быстро подняла ихъ и остановила на Борщовѣ.
— Я понимаю, что вы говорите, отвѣтила она, не такъ звучно, но не съ меньшимъ убѣжденіемъ — я не хочу жить для того… enfin pour des chiffons! [81]Мое наслѣдство я не стану беречь для себя, а все-таки здѣсь я не буду умѣть помогать, да и кто умѣетъ, скажите вы мнѣ пожалуйста?
— Какъ, кто умѣетъ? спросила Катерина Николаевна, уже взволнованная разговоромъ съ Лизой.
— Да, кто умѣетъ?…я незнаю. Вотъ я вижу, какъ вы дѣйствуете…
Катерина Николаевна взглянула на Борщова и выпрямилась.
— Вы умные и добрые. Вы хотите, чтобы всѣмъ было хорошо, такъ хлопочете, а ничего не можете сдѣлать. Я объ этомъ давно думала, а послѣ вашей «conférence» мнѣ все сдѣлалось понятно. Это такой городъ. Это такая земля. Никто не живетъ. Tout le mond végété.[82] Развѣ всѣмъ не скучно? Если вы друзья мои, вы не будете отъ меня скрывать, вы мнѣ скажете: да, Лиза, намъ очень трудно со всѣми этими госпожами. Nous nous éreintons et nous n’arrivons à rien! [83] Вы мнѣ это скажете, я знаю…
— Почему-жь вы такъ думаете? спросилъ ее Борщовъ съ нѣкоторымъ уже раздраженіемъ: — кто борется, тотъ и достигаетъ, Лиза. И за-границей ничто даромъ не дается!
— Ah, mon Dieu! je sais ça! тамъ очень трудно. Тамъ всѣ отбиваютъ работу одинъ у другого. J’ai vu ça. А здѣсь вы хотите сами помогать, но кругомъ всѣ спятъ, ou bien on patauge, corame la petite dame l’autre
