– Как это?
– Очень просто. Поехал я как-то раз на каникулах к бабке, в деревню, во Владимирскую губернию. Первый курс только закончил. Ну... зашел в пивнушку, повыпендриваться, как взрослый. Взял две кружки, встал за столик. Смотрю, подходит ко мне мужик, лет сорок, плюгавенький такой, а руки все в наколках – на пальцах перстни, ну и так далее. Подходит, значит, и ни слова не говоря, одну мою кружку хвать и как ни в чем не бывало всю ее высосал. Ну, я, конечно, юмора не понял, но виду не подал. Вторую свою кружку допил и говорю ему: «Ну что, может, еще по одной?» Он засмеялся, говорит: «Молодец, правильно реагируешь. Я сейчас на мели. Но за понимание с тобой расплачусь. Бери с собой два пузыря белой и приходи сегодня вечером ко мне. У меня дом на краю деревни, я один сейчас там кантуюсь. Приходи, не бойся, жизни научу, не пожалеешь». Немножко меня поломало идти к нему. Нужна мне больно была его наука. Но потом подумал: а вдруг за труса еще сочтет, и... купил водку, пришел. Так он мне всю ночь такие номера с картами выдавал, никакому Копперфильду не снились. Мужик, оказывается, все лагерные университеты прошел, четыре ходки за плечами. Одно обидно, развезло меня с непривычки от водки – почти без закуски пили, голова в тумане, так я изо всех его фокусов только тот, что вам показывал, и запомнил. А как бы это все пригодилось. И в работе, и вообще. Люди-то, они ведь на чудеса падкие.
– Это точно. А про уравнение тогда как? С рулеткой. Как его там, Шлезингера?
– Шредингера.
– Ну да. Так что? Все наплел?
– Ну почему наплел?! Квантовая механика вещь такая... В ней столько скрытых непознанных возможностей.
– Все ясно, – усмехнулся Артюхов. – Ну ты гусь. А я-то ведь тоже клюнул. Даже фамилию потом у Ленки переписал.
– У какой Ленки?
– У твоей, у какой. Как она, кстати, на ощупь? Такая же аппетитная, как на глаз?
Иванов вздохнул:
– История об этом предпочитает умолчать.
– Скромность украшает человека, – Антон снова протянул руку к кружке. – Ладно, об амурных похождениях можешь не докладывать. Но вот секрет свой картежный раскрыть обязан. Как соратнику по борьбе и... вообще.
– О’кей. Как соратнику расскажу. Но только в другой раз.
– А сейчас что?
– А сейчас идти надо. Посмотреть кое-чего.
– Из добытого?
– Вроде того. Да к прощальному свиданию подготовиться.
– А где твоя краля-то? На массаж какой-нибудь, небось, побежала.
– Да нет. С писательницей мунюкается.
– На какой предмет?
– Я так понимаю, на предмет образования нового перспективного творческого союза.
– Союза! Знаем мы их союзы. Эта писательница, кстати, уже как бельмо на глазу.
– Правильно. У нее и фамилия такая. Надо оправдывать.
– Хе, точно, надо же. А это по-французски вообще что-нибудь означает?
– Означает. Прекрасное словцо.
– Надо же. Как будто специально. Псевдоним, наверно.
– Наверно.
Антон немного помолчал, опустив взгляд и покрутив на столе свой уже практически пустой бокал, затем со вздохом протянул:
– Ну что, я так понимаю, наша последняя встреча здесь, на пароходе. Вечер, ночь и утро будут посвящены подопечной. Последний бой – он трудный самый.
– Мыслишь в верном направлении.
– Тогда давай, что ли, еще по одной. Прощальной.
– Можно.
Артюхов, оглянувшись, поднял руку вверх, чтобы привлечь внимание бармена. Добившись желаемого, он круговым движением той же руки намекнул о необходимости повторить первоначальный заказ и затем снова посмотрел на сидящего напротив него Иванова:
– Ну что, может, координатами обменяемся? Будешь в Лондоне, давай прямо ко мне, без всяких стеснений. И живи сколько хочешь без проблем. Ты ведь оперу вроде любишь. А в Ковент-Гардене бывал?
– Не довелось.
– Сходим. А хочешь, в Манчестер катанем. На футбол. За «Красных дьяволов» поболеем.
– Спасибо за приглашение. Тронут. Правда. Боюсь только – в ближайшее время вряд ли. А ты из Нью-Йорка назад куда, в Англию?
– Наверно. А куда еще.
– Ну... не знаю. Например, в Испанию. Ты же вроде, помимо всего прочего, еще и подданный славного Хуана Карлоса. Если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься.
– А как им стал, если не секрет?
– Да какой тут секрет. Недвижимость там в свое время купил по дешевке. Домишко под Аликанте. В начале девяностых, когда у них весь этот бум строительный только-только начинался. Ну а через пять лет – будьте любезны – испанский гражданин. Сейчас, правда, говорят, с этим туго стало.
– Ну вот и поехал бы.
– В Испанию? Да чего там в это время делать. Тем более на побережье. Скукотища смертная. Туда летом надо. Кстати, хочешь, тоже можем вместе махнуть. Там девчонки ничего, веселые.
– Спасибо. А ты по-испански, вообще, как?
– Свободно. Но только в пределах четырех слов. Бесаме мучо и но пасаран.
– Понятно. Ну и... как скоро на туманный Альбион?
– Да денька через два и улечу. Чего тут в Нью-Йорке торчать.
– Надолго?
– Тоже без понятия. Это уже во многой степени от ваших старших товарищей зависеть будет. Подсобят от прокуратуры фанерку под одно деликатное место подложить, значит, ненадолго. – Антон снова вздохнул: – Да и то, пора бы уже.
– Надоело?
– Не то слово. Не могу я здесь долго. Не приспособлен. Муторно тут. Нудно. – Подняв принесенный официантом новый бокал, наполненный красноватым ирландским «Килкенни», он протянул его чуть вперед. – Ну, давай, за все хорошее. И за новую встречу.
– Давай, Антон, спасибо тебе за все. – Навстречу «Килкенни» двинулся его земляк «Гиннесс». Держащий бокал молодой человек в светло-фисташковом костюме покачал головой. – Я, правда, не знаю, как бы я здесь один... изголялся.
– Да ладно тебе. Выкрутился бы. Я даже не сомневаюсь.
В полупустом пространстве паба «Золотой лев» раздался не очень громкий, но искренний звон бокалов.
XIX
Часы пробили восемь утра. Гигантская трехсоттридцатиметровая махина c гордым названием «Queen Elizabeth 2», выложенным полутораметровыми черными буквами по верхнему краю ее белоснежного борта, полчаса назад, точно по расписанию, миновав застывший колосс статуи Свободы и пришвартовавшись к пирсу номер двадцать семь Нью-Йоркского порта, нависла над причалом всей своей давящей двенадцатипалубной массой. Многочисленный пассажирский муравейник, населявший ее в течение всей последней недели, уже давно пришел в движение: бывшие временные постояльцы потихоньку покидали свою плавучую гостиницу, спускаясь по трапам на заполненное различными разгрузочными средствами пространство пирса и исчезая вскоре в просторном здании морского вокзала.
