ничего не слышал и заваливался влево. Его лицо – его когда-то прекрасное, безупречное лицо – превратилось в кусок сырого фарша. Ощущалось, по крайней мере, именно так.
Он отвлек себя от мрачных мыслей, проиграв в голове схватки с Опферламм. На самом деле никакого урока он ей не давал. Он просто хотел узнать, как у него получится, увидеть, сможет ли он сражаться в той же манере, как тот уродливый старик из его сна. Он смог.
Оглянувшись через плечо, Вихтих увидел Опферламм. Она, нахмурившись, сосредоточенно думала о чем-то. Одни боги знали о чем, но им было наверняка наплевать.
«Она напоминает мне меня. Но она гораздо менее привлекательна, чем я, – Вихтих оскалился под дождем. – Гораздо менее привлекательная, чем я был раньше».
Это Бедект во всем виноват.
«Я погиб из-за этой его дурацкой затеи – украсть у Геборене мальчишку, их будущего бога».
Он потер костяшки отрубленных пальцев.
«Я теперь покрыт шрамами с ног до головы из-за того, что Бедект бросил меня в Послесмертии».
Вихтих никак не мог нести ответственность за это. Или мог?
– Чем я занимаюсь? – прошептал он.
Он знал, что на прошлом лучше не зацикливаться, и он знал, что лучше не задавать себе вопросов.
«Размышления порождают меланхолию».
Размышления приводили только к неприятностям и депрессии. А благодаря Бедекту и те и другие и так были совсем близко. Вихтих сосредоточился на их коротком спарринге с ученицей.
«Она неплохо обращается с мечом», – решил он. Опферламм могла стать реальным соперником для него.
«Если я убью девчонку, это будет совсем уж какой-то позор».
Лошади брели по бесконечной грязи.
«Пусть Морген и Нахт, его дурацкое Отражение, лесом идут. Я убью этого жирного старого говнюка, Бедекта».
Оглядываясь назад, можно было уверенно сказать, что Бедект был причиной всех бед Вихтиха. Теперь стало окончательно ясно, что отправиться путешествовать вместе с придурком, вооруженным топором, было худшим решением в его жизни. Он должен был остаться в Траурихе. Он уже был известен как поэт, составлял конкуренцию тому халтурщику-котардисту, Хальберу Тоду. Конечно, Вихтих ушел от жены еще до встречи с Бедектом, но покинул Траурих только потому, что старый козел наобещал ему славу и богатство. Вихтих испытывал твердую уверенность, что если бы не Бедект, он помирился бы с женой и стал бы хорошим отцом – каким и должен был стать.
«Боги, я скучаю по Флуху».
Этот пацан все время во что-нибудь вляпывался.
Из-за Бедекта Вихтих потерял все: жену, сына, да и поэтом так и не стал.
«Кто знает, может быть, я бы даже вернулся в Гельдангелегенхайтен и снова устроился бы в дворцовую стражу».
Оглядываясь назад, он осознал, что это была самая высокооплачиваемая и самая непыльная работенка, которой он когда-либо занимался. Он купался в деньгах, спал с женами и дочерями богачей и каждый вечер выпивал со своим товарищем-охранником. Ему никогда не понять, почему жена потребовала, чтобы они уехали оттуда. Из великолепного особняка – сплошной мрамор и бронза – они перебрались в двухкомнатную лачугу в Траурихе, пахнущую ногами. Вроде бы жена хотела жить поближе к матери. Он не мог точно вспомнить.
Так или иначе, Бедект испортил все. И теперь Вихтих скакал во весь опор, чтобы спасти старого козла от самой страшной и опасной женщины, которую знал в жизни. Ну, может быть, он скакал его спасти. На самом деле он еще не решил. Ясно дело, помочь Штелен грохнуть Бедекта было проще и безопаснее.
«Чего она могла от меня ожидать? Что я останусь с ней? Нет, конечно».
А вот на Бедекта она злится по-настоящему.
Блёд фыркнула и испустила газы – особо вонючие. Вихтиху пришлось проехать шагов двадцать, прежде чем он выбрался из облака омерзительного запаха. Опечаленный, жалкий, Вихтих сгорбился в тоске, дождь стучал его по плечам и колол лицо множеством капель-игл.
Опферламм пнула лошадь – Вихтих не мог вспомнить, какое имя она ей дала, – пустила ее рысью и догнала своего мастера.
«„Мастер“ – а что, мне нравится».
Надо будет сказать девушке, что она должна обращаться к нему именно так, пока обучение не будет закончено.
Она выглядела несчастной, промокла насквозь и дрожала от холода. Из носа у нее лились сопли вперемешку с дождем. При виде страданий Опферламм Вихтих несколько ободрился.
Девушка прикрыла глаза рукой и хмуро вгляделась во мрак впереди.
– С почвой что-то не так, – закричала она сквозь неумолчный шум дождя.
Увидев первое тело, Вихтих сначала даже не понял, что он видит. Это была женщина в обрывках готлосского мундира. Выглядела она так, словно что-то большое проложило путь наружу сквозь ее тело, прямо из груди; как фрукт, который пытались очистить и в нетерпении разорвали пополам.
– Кто-то будто бы носил ее тело как платье, – сказала Опферламм, разглядывая окровавленные останки. – И потом взял и сбросил его.
Вихтих наклонился в седле, чтобы рассмотреть труп получше.
– Она что, взорвалась изнутри?
– Посмотри на эти следы от когтей на костях, – ответила Опферламм.
– Будь начеку, – сказал Вихтих, понукая Блёд. – Смотри в оба.
Через десяток ярдов они наткнулись на второй труп. На нем тоже был мундир Готлоса, и выглядел он точно так же, как первый, – как будто что-то процарапало себе путь наружу из человеческого тела огромными когтями.
– А с землей-то что случилось? – спросила Опферламм.
Земля впереди, изрытая зияющими ранами, выглядела так, словно ее возделывал разгневанный и сумасшедший бог. Деревья были вывернуты из почвы и разбросаны всюду, корни торчали к небесам.
Вихтих прищурился – дождь мешал приглядеться толком. И тут он понял, что из разорванной земли торчат не корни или ветки, а человеческие конечности.
– Их слишком много, – сказал он, изо всех сил пытаясь понять, что же он видит.
Здесь лежали сотни людей, все в мундирах Готлоса.
– Нужно поворачивать, – сказала Опферламм.
Лошадь ее осматривалась по сторонам тоже, глаза ее становились все шире, а шаги – все медленнее.
– Да, мы должны повернуть назад.
– Нет, – Вихтих кивнул в сторону пологого склона. – Мы поднимемся на вершину этого холма и как следует рассмотрим, что же это такое тут произошло.
– Может, я подожду здесь?
– Ты поедешь со мной, – Вихтиху не хотелось ехать одному, – или найдешь себе другого учителя.
Вихтих направил Блёд к холму, и животное побрело туда, непрерывно жалобно фыркая. Шаги его звучали странно – как будто оно шло по чему-то мягкому, слегка пружинящему. Опферламм последовала за ним, хотя и не сразу. Количество изуродованных и разорванных тел все возрастало. Казалось, что сама земля вступила в бой и напала на
