Его спутники тут же взяли едва плетущихся ребятишек на руки.
Пошли быстрее. Ива, настороженно озиравшаяся, мало-помалу успокоилась. Дети дремали, положив головы на плечи незнакомцам. Лес шумел.
Продирались через кусты, казалось, чуть не три оборота. Но то, видно, от усталости. Чаща отступила резко, и под ногами разверзся глубокий провал с глинистой кромкой и корявыми корнями деревьев, торчащими из земли.
— Там спускаемся, — скомандовал старший из провожатых и махнул рукой в сторону, где в зарослях прошлогодней еще травы свисало над провалом поваленное дерево.
Двинулись, куда указано, и, цепляясь за ветки, начали медленно спускаться по крутому скользкому склону.
Слада боязливо протянула руку Дивену и теснее прижала к себе малыша.
— Можно пройти Лебяжьими Переходами, — тем временем говорил один из незнакомцев, — но то долго. Здесь короче. Осторожнее, под ноги глядите, — предостерег он. — Дети совсем заморенные. Да и сами вы…
Он окинул странников сострадательным взглядом.
Дорогу по дну провала Слада и Ива запомнили плохо. Они петляли между камней, обходили деревья, спотыкались о торчащие из земли корни. Потом долго поднимались наверх, затем шли через узкий каменный мосток, соединяющий один провал с другим. Сладе казалось, будто Радош с каждым шагом становится все тяжелее, но она упрямо не отдавала ребенка мужу. Казалось, разлучи их сейчас и точно упадет без сил. А пока на груди сладко сопит дитя, в усталом теле откуда-то находились силы двигаться, переставлять ноги.
Наконец, их странствие завершилось, через сухой малинник, выросший, казалось, на голых камнях, путники подошли к узкому зеву пещеры. Из провала повеяло прохладой.
Спускаясь по пологому склону вниз, Слада слушала, как шуршат под ногами мелкие камешки, и озиралась. Высокие своды и широкие ходы разбегались во все стороны.
Человек тут заблудится. Но обитатели этих мест не были людьми.
Под высочайшими мрачными сводами было спокойно и тихо. Сдевой услышал, как облегченно выдохнула Ива. Здесь и впрямь дышалось легче, без вечной боязни оказаться под ослепляющими, выжигающими глаза лучами солнца. Шли долго. И, когда казалось, что дорога уже никогда не кончится, главный из провожатых сказал:
— Вот и на месте.
Рагда восхищенно ахнул. Они вышли круто спускающимся вниз ходом в огромный каменный зал. Своды пещеры раскинулись так высоко, что захватывало дух.
Дивен же во все глаза смотрел на другое: на дома! Изб было так много, что здесь — под землей — пролегли настоящие улицы. Слада привалилась вдруг к плечу мужа и тихо заплакала. Их путь был окончен. Их не гнали. Скоро у них будет дом. Свой дом, в который никогда не войдут Охотники.
— Идем к старшому, а вы, вон, туда, в ту избу. Там все пришлые останавливаются, пока свое жилье не срубят.
Дивен кивнул и двинулся следом, удивленно оглядываясь.
Это поселение отличалось от людского: избы тут не обносили заборами, даже ворот и тех не было, как не было скотных дворов. Но где-то кудахтали куры. Курица — птица глупая, ей все одно, кто сыпет зерно — человек ли, нет ли, было б что поклевать. Это собаки, кошки да скотина чуяли Ходящих и бесились, курам же не до того, им бы квохтать.
Тем временем Дивена провели длинной улицей к добротному крепкому дому с широким крыльцом. Двери здесь не запирались, поэтому провожатый лишь постучал и сразу вошел.
В доме пахло щами. Из глубины избы донеслось:
— Мирег, ты что ль?
— Я! Вот, тут к нам чужин из-за Черты пришел.
Послышались шаги, и в горницу вышел мужчина лет пятидесяти с седой бородой, но черными смоляными волосами. Он торопливо приглаживал густую шевелюру.
— Это ты что ли из-за Черты?
Дивен развел руками, он ничего не знал про Черту.
— Наверное…
— Наверное, — усмехнулся хозяин дома и вдруг обнял незнакомого пришлеца. — Меня Чусом зовут. Я из Помнящих. Ныне можно кликать Званом. Кому как нравится.
— Меня зовут Каред. И я из Помнящих. Ныне рекут Дивеном.
Мужчина усмехнулся довольный.
— Долго шли?
— Долго.
— Отчего мало вас так? Я когда Злоба посылал, он говорил целую Стаю приведет, вас же — по пальцам. И Злоба нет. А прийти должны были еще зимой.
— Злоба убили Охотники, — глухо ответил Каред-Дивен. — Они же и остальных порешили. Я еле успел увести баб с ребятишками и двоих мужиков. На Гнездо напали днем. Думал, не отобьемся. Дорогу искали сами. Плутали много…
Из-за спины у него негромко сказал Мирег:
— Жалко Злоба. Парень был добрый…
— Жалко, — согласились Каред и Чус.
Помолчали.
— Почему меня назвали перешедшим Черту? Что за Черта? — спросил, наконец, Каред.
— Путь к Лебяжьим Переходам затворен для людей. Каждую луну мы подновляем защиту. Ты пересек охранительную Черту. В тебе есть Дар, ведь так?
— Есть, — кивнул он.
— Покажи.
Дивен перевернул ладони и протянул их хозяину избы. Бледную кожу охватило зеленое сияние, похожее на свечение болотных огоньков. Сквозь сполохи пламени руки казались прозрачными, словно не мужчина живой стоял, а навий.
— В достатке… — признал Чус. — Нам такие нужны. Сейчас здесь двенадцать Помнящих. Мы кормим всю Стаю. Тринадцатый будет кстати.
Дивен вздохнул. Он устал. Устал от ноши, которую влачил уже семнадцать лет. Она тянула ярмом. Но больше некому было подставить шею под хомут, потому приходилось терпеть и не жаловаться.
— А люди? — спросил он. — Люди — что?
— Ничего, — усмехнулся Чус. — А то ты не знаешь.
— Знаю.
— Так что же спрашиваешь? Ладно, друже, ступай, отдыхай. Избу поставить пособим. Места хватит — пещеры огромные. Ступай, сил наберись пока.
— Постой, — удержал Дивен собеседника. — А на Охоту когда?
Чус усмехнулся:
— Допрежь тебя другие сходят. В жилу сперва войди. А то вон, синий весь.
У Дивена словно мешок песку со спины сняли.
— Спасибо.
Хозяин дома грустно усмехнулся:
— Живите. Тут не тронут. Тут ни Охотников, ни Каженника. Тихо.
…Когда Каред вернулся в гостевую избу, его спутники уже спали. В печи
