И день едем, и вечер, и все едем и едем, едем и едем… А гляди, я тебя утешу, — с этими словами блаженная сняла с пояса одну из привесок — глиняную некрашеную бусину. — Смотри красивая какая. На. Бери, не жалко мне.
Колдун только рукой махнул и отвернулся, подзывая кого-то из молодших:
— Веди, распрягай. Да девку не тронь, ежели увяжется. Гляди только, чтобы за ворота не потащилась.
Паренек понятливо кивнул. Лесана же приостановила кобылку, глядя на скаженную. Та вся была какая-то нелепая — в пепельные кудри вплетены без порядку и гребня цветные нитки с привязанными к ним перышками, неровными бусинами, полосками тряпок, на опояске болтаются на привесках разной длины все те же перышки, увядшие цветы, палочки, еловые и сосновые шишки.
— Родненькая, — обратилась к обережнице девушка, глядя снизу вверх, — место темное тут у вас. Холодное. И ты, вон, озябла.
Выученица Клесха с удивлением смотрела в беспокойное лицо. Девушка оказалась миловидной, с пухлыми губами, курносая, но глаза… темно-карие с широкими синими дольками в каждом. Безумные, дикие, словно не человек смотрел, а зверь. И в зрачках, будто искры просверкивают.
— Ты чья будешь? — слегка наклоняясь, вглядываясь в незнакомку, спросила Лесана.
— А ничья. Ничья уже, миленькая. Сама своя. Тоже вот, как ты, зябну… — и она потерла узкие плечи. — Зябну…
— Иди в Башню целителей, — сказала ей воспитанница Цитадели, видя, что блаженная забеспокоилась. — Там тебе питья горячего дадут. Мигом согреешься. Иди, иди…
Дурочка закивала, торопливо закланялась:
— Ой, пойду, пойду, родненькая, а ты сама-то как же?
Ратница улыбнулась:
— А я не зябну.
С этими словами она тронула поводья, принуждая кобылку идти со двора и гадая про себя — возьмутся ли Ихтор, Руста или Майрико лечить скаженную от помутнения рассудка? Девушка была хорошая — добрая, с открытым лицом, теплой улыбкой и ямочками на щеках. Таких в Цитадели редко видывали.
Тяжелые створки ворот закрылись за спиной у Лесаны, и уезжающая не заметила, каким долгим, полным тоски взглядом смотрит ей в след блаженная странница.
— Как же не зябнешь, родненькая, — шептали пухлые губы. — Я же вижу — во льду ты вся.
С этими словами дурочка заволновалась, закружила по двору, не замечая глумливых насмешек послушников-парней. Она, словно заплутала: глядела то на одну высокую стену, то на другую. Потом замерла, прислушиваясь к чему-то, и вдруг… суета и дрожь слетели с нее. Уверенной походкой девка отправилась к дверям главной твердыни — многоярусной каменной громады.
— Иду, иду… Иду… — шептала странница, спеша по каменным переходам. — Иду…
Она шла и шла, будто давно знала путь, будто бы уже бывала тут ранее, шла, запрокинув голову, слыша лишь ей ведомый зов.
— Иду, иду…
На верхнем ярусе, у одного из окон стоял высокий мужчина. Он привалился к неровной холодной стене, закрыв глаза. Жесткое бледное лицо было застывшим, словно каменным. Уставшим.
— Свет ты мой ясный, — тихо и радостно сказала чужинка, всплеснув руками. — Вот и нашла тебя!
И она шагнула к обитателю Цитадели, протянула руки, коснулась ими впалых щек.
— Свет ты мой ясный…
Донатос распахнул глаза и застыл: на него смотрели два темных омута с призрачными искрами в глубине. Колдун стремительно падал в эти омуты, не в силах сделать и вдоха, не видя ничего вокруг. Дыхание перехватило. Откуда-то издалека донеслось:
— Свет ты мой ясный…
И сердце будто стиснули раскаленными клещами.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Январь — октябрь 2013 года
