не вставать (2016-12-05)
А вот кому про процесс замещения большого текста маленьким?
(Ссылка, как всегда, в конце)
Наблюдать недоумение по поводу лауреатов литературных премий мне не впервой. На моей памяти в апреле 1980 года Брежнев получил Ленинскую премию по литературе — за известно что. И я тогда (как и сейчас) не испытал ровно никакого возмущения. Ровно никакого. Всё было в порядке вещей — как и здесь.
Но теперь, (это шесть лет назад, между прочим) и уже несколько дней подряд раздавались страшные пророчества и многие сограждане находили в букеровском решении и Звезду Полынь, и тихое сдавленное конское ржание, и звук труб архангела. Нам очень хотелось бы, что бы некоторое происшествие, кажущееся нам преступлением против эстетики, имело бы последствия. То есть, имело бы даже катастрофические для всех последствия, подчёркивая тем свою преступность.
Меж тем, обычно в итоге так ничего и не происходит, но всё равно раз в месяц кто-нибудь выбегает на люди и, заламывая руки произносит: «Бывали хуже времена, но не было подлей».
Это всё очень неэстетично, и на каждый крик «Мы достигли дна» хочется продолжить фразой из анекдота «И тут снизу постучали».
И всё — ничего, мне кажется, более не изменится.
Особенность этих метаний, что они как бенгальский огонь — сейчас все суетятся, точь-в-точь как один деятель Перестройки, что узнав о результатах выборов, начал кричать: «Россия, да ты одурела!», меж тем, никто не помнит уж, что это были за выборы, что был за деятель и год этого высказывания смутен. Собственно, каждый год это кричат.
Просто русский интеллигент вдруг замечает, что окружающий его мир вовсе не такой, каким он ожидал его увидеть. И он думает, что вот, сейчас, именно в этот момент, мир поменялся. А мир по-прежнему восхитительно равнодушен.
Вот в случае с давним выбором романа про афедрон был гораздо интереснее вопрос «Зачем всё это?» Я и сейчас не понимаю всех обстоятельств — хотя знал лично большинство членов жюри. Это люди немолодые, не склонные к порывистости и эпатажу. От жюри можно было бы ожидать очень скучного и неинтересного выбора (за который его бы недолго ругали) и который забылся на следующий день. Но такое впечатление, что накануне на крыльях ночи к ним ко всем прилетел не то священник, не то лицедей Охлобыстин и, прокусив яремную жилу, обратил их всех.
Всяко бывает: мотивы членов жюри неизвестны, неизвестна даже монолитность их мнения.
Оказывается, что «Букер» вполне может стать самой скандальной литературной премией и произведёт массу традиций — члены жюри будут непременно кататься на дорогих яхтах, ругаться с Татьяной Толстой, приторговывать на рынках недорогой косметикой и заниматься прочими смешными вещами. И честно говоря, тогда внимание публики будет приковано к их словам и их фаворитам.
Возможно, члены жюри имели тогда как раз идеальный вкус, и многие стали говорить, что немолодые люди, всю жизнь державшие себя в корпоративных рамках, решили схулиганить и, понимая, что компания-спонсор «British Petroleum» уже отрезанный ломоть (она шесть лет назад перестала их финансировать), и на будущий год всё равно искать новую, решили хлопнуть дверью.
Всё это какой-то подарок мне в свете моих рассуждений о весёлой и уже свершившейся гибели старой литературной конструкции.
Наконец, что ещё более смешно, так это то, что всем, кто писал в Сети что-то про Букеровское решение, сразу же приходил спам со ссылкой на порно. Видимо, у искусственного интеллекта было самонаведение на слово «афедрон».
Однако внимательный и практичный наблюдатель может извлечь из этой истории массу полезного.
Дело в том, что перед нами не только кризис, точка перегиба в литературе, но и кризис в оценке этой литературы. Где — хорошо, а где плохо? Отчего Маяковский — хорошо? Потому что мы так чувствуем, или оттого, что привыкли?
Как устроен механизм групповых издевательств над букеровским лауреатом? Что в нём личного, а что стадного? Отчего «Цветочный крест» — и тут очень легко сострить (я тоже сразу начал острить), но начинается своего рода карточная игра: «А вот анахронизм!» — «А это так надо, тут у нас постмодернизм!» — «А вот пошлость!» — «А это не пошлость, а озорство!» — «У вас не удалась стилизация!» — «А она специально кривая!» — ну и тому подобное далее.
Где волюнтаристский предел, когда кто-то крикнет «Плохо (Хорошо) — потому что я сказал!».
Всё это очень интересно.
http://rara-rara.ru/menu-texts/nagrada_dlya_geroya
Извините, если кого обидел.
05 декабря 2016
Червонец (День русского казначейства. 8 декабря) (2016-12-10)
…Тогда я уезжал надолго и далеко, и накануне в пустой квартире справлял свой день рождения.
Пришло довольно много людей, стоял крик, раздавалось окрест нестройное голосистое пение.
А мне всё нужно было позвонить, уцепиться за любимый голос, помучить себя перед отъездом. Я вышел в соседнюю комнату и начал крутить заедающий диск телефона.
Вдруг открылась дверь, и на пороге появился совершенно нетрезвый молодой человек. Мы не знали друг друга, но он улыбнулся мне как брату и произнёс:
— Здорово! А ты, брат, чего подарил?
Я улыбнулся в ответ, и в этот момент обиженно пискнул дверной звонок.
Дверь была не заперта, но гость так и не вошёл, пока я не распахнул её.
Собственно, этот примечательный человек и начал когда-то рассказывать мне про советские червонцы. Он окончил экономический факультет как раз в то же время, когда я заканчивал свой.
Этот человек был даже не толст, а пухл и кругл, но в нём угадывался какой-то тяжёлый металлический центр. Когда я узнал, что он страстный нумизмат, то не удивился. Должно было быть что-то весомое, что пригибало бы его к земле и не давало улететь воздушным шариком. Он много раз боролся с моим монетарным и банкнотным невежеством.
Тогда, в первую пору нашего знакомства, мы много говорили о деньгах.
Мы были похожи на поэта Баратынского и Дельвига, тоже поэта, что шли в дождик пешком, не имея перчаток. Но разговоры были посвящены именно возвышенной истории денег.
Он захватил меня поэтикой презираемо-любимого обществом металла, и я внимал ему, как Онегин — Ленскому.
Я черпал знания из энциклопедии, а он — из правильных книг да архивов.
Из финансово-медальерного искусства я больше всего любил металлический рубль образца 1967 года.
Это был знаменитый рубль-часы — он клался на циферблат и медно-никелевый человек показывал на одиннадцать часов.
— Вставай, страна, — звал
