эту сцену. Сначала пыталась убедить себя, что это потому, что я смотрела на него глазами другого человека, который знал его явно больше и лучше. Потом подумала, что женщина испытывала ужас в тот момент и ее видение могло быть необъективным. Но все равно не получалось. Самое забавное, что я даже не могла понять, чем же он так отличался от себя теперешнего. Это было совершенно интуитивное знание. Он был там другим, и всё. И это знание было сродни тому, что я знала о свирцах. Возможно, потому, что там он еще… не прядущий? Ведь он еще не знал Радима в тот момент. В этом ли дело?
Или же… Я резко села на кровати – и комната поплыла перед глазами. Переждав головокружение, я глубоко вздохнула. А что, если все дело в том, что это обычный сон, вызванный бесконечным обдумыванием одних и тех же мыслей? Тогда это в корне меняет дело. У меня был только один способ это выяснить: нужно узнать, что на самом деле произошло с хванами. Как именно они погибли?
До этого момента я знала только, что Радим жег там погребальные костры. Так сказал князь. Со мной, понятное дело, об этом никто не заговаривал. Кто мог рассказать? Альгидрас и Радим. Никого из других воинов, побывавших на острове, я не знала. Да и, признаться, не представляла, как смогла бы подступиться с такими расспросами. Улеб, единственный из тех, с кем я хоть как-то общалась в Свири, был в то время в городе.
Я подумала о Радиме. Он не откажет сестре, но в то же время, учитывая недуг Всемилы, не расскажет правды. Мои мысли вернулись к Альгидрасу. Отбросив было одеяло, я натянула его вновь, поборов желание спрятаться с головой. В памяти невольно всплыл вывод, который я сделала вчера, пока подсматривала в окно за оставленным на крыльце хванцем. Обычно с утра надуманное вечером кажется несусветным бредом. Вот и сейчас я очень надеялась на то, что, подумав о хванце, с облегчением вздохну: ну какая тут любовь! Ерунда все! Просто слишком много переживаний за прошедший день – вот и лезло в голову всякое. Не вышло. Я вновь и вновь вспоминала наш вчерашний разговор на крыльце, его рассказ о прошлом – и сердце сжималось в груди от жалости к нелюбимому и одинокому ребенку и от невольного восхищения человеком, в которого вырос этот ребенок. Я из последних сил старалась даже мысленно не употреблять слово «мужчина», потому что мне казалось: стоит хотя бы раз подумать о нем как о мужчине – и пути назад уже не будет. Пока я успешно справлялась с задачей, хотя сердце колотилось, как после пробежки.
Итак, нужно спросить Альгидраса. Прекрасно. Подойти к нему со словами: «Доброе утро, а ты не подскажешь: твою деревню правда вырезали за одну ночь? Или они все погибли как-то по-другому? А то мне тут снится всякое».
Я в изнеможении откинулась на подушки. Что же делать?!
Дверь скрипнула, и в покои вошла Злата. Она улыбнулась с порога в ответ на мое удивленное приветствие, но выглядела при этом напряженной.
– Добронега сказала: захворала ты, – участливо произнесла Злата, присаживаясь на край кровати и протягивая мне дымящуюся кружку.
– Нет, – я постаралась, чтобы мой голос звучал бодро. – Просто сон страшный приснился. Хорошо все.
Я принюхалась к содержимому кружки. Пахло обычным здесь травяным чаем.
– Сейчас болит что? – настойчиво спросила Злата.
Я помотала головой. Да, я чувствовала себя так, будто меня всю ночь били, но это никоим образом не было связано с простудой или отравлением. Так что и говорить было не о чем.
– Ты сама не простыла?
Злата тоже помотала головой.
– Олеговы снадобья волшебные. Я всегда пью, как застыну. И грудь мажу.
– Олеговы… – пробормотала я в раздумье.
Вот Злата мне про все и расскажет.
– Злат, а что на хванском острове было?
Я пристально смотрела на жену Радима, подмечая реакцию.
– Когда? – русые брови взметнулись вверх.
– Когда Радим там был.
– На что тебе? – Злата справилась с изумлением и теперь явно готовилась соврать.
– Князь напомнил на пиру. Радим ведь тебе говорил?
– Ой, Всемилка, да неужто мужчины девкам станут о таком правду сказывать? Да и зачем оно нам. Худо там было. А как худо, о том Радимушка и Олег лишь знают.
Но я видела, что она врет. Она знала правду, но мне ее ни за что не рассказала бы. Я вздохнула, признавая поражение. Ну что ж, тренировка на Злате показала, какого ответа я дождусь от Радима. Я кивнула Злате и решительно выбралась из-под одеяла. На удивление, ноги почти не болели. Размотав тряпицы, я увидела, что мозоли подсохли. Даже те, из которых вчера сочилась сукровица. Вот тебе и отсталая медицина.
Злата, наблюдавшая за моими манипуляциями, произнесла:
– Вижу, и тебе Олегово снадобье помогло. Я тоже вчера ноги жуть как стерла.
– Угу.
Отлично. И тут Олегово снадобье. Молодец! Что я могу сказать? Вот теперь бы еще выяснить, правда ли я начала нежданно-негаданно видеть его прошлое или это всего лишь происки моего зациклившегося на нем подсознания.
Думать о том, что я настолько зациклилась на другом человеке, не хотелось, поэтому я очень надеялась найти подтверждение тому, что это не просто сон, а картина из реального прошлого. Что я буду с этим делать потом, я не знала. В задумчивости я еще раз посмотрела на свои почти зажившие ступни, решая, что мне делать дальше. По всему выходило, что я все же должна поговорить с Альгидрасом.
– Миролюб уезжает, – неожиданно проговорила Злата, покосившись на меня.
Я вскинула голову и уставилась на нее.
– Как уезжает? Когда?
– Нынче, – Злата рассматривала меня так, словно пыталась найти ответы на какие-то свои вопросы, но мне было недосуг решать эти ребусы.
– Он ничего не говорил, – пробормотала я.
Я не поняла смысла гримасы, которую изобразила Злата. Скорее всего, это означало: «С чего он должен тебе что-то говорить?» – но я могла ошибиться.
– Мы даже не попрощались вчера, – попробовала я зайти с другой стороны. – Он еще придет?
Злата вздохнула и посмотрела на меня почти с жалостью. Я мимоходом подумала, что удел женщины здесь – сидеть молча и ждать возвращения мужа, что мне однозначно не нравилось. И жалость во взгляде не нравилась. Я не мебель, в конце концов. И Миролюб это, кстати, понял.
– Может, и придет, – наконец смилостивилась Злата и пристально посмотрела на меня. – Радим велел тебе сегодня из дома не выходить, пока не оправишься.
– Я не больна! – взмолилась я. – Злат, пойдем погуляем. Устала я лежать!
Злата посмотрела на меня с сочувствием, но ответ был все тем же:
– Радим не велел.
– А если мы сбежим? – весело произнесла я, для верности подмигнув.
Злата нахмурилась и покачала головой:
– Ой, как все у тебя просто, Всемилка. Сбежим. Велено дома быть – значит будем.
Я попыталась справиться с раздражением. Ладно Всемила была больна, поэтому приказ сидеть дома мог быть не лишенным смысла. Но Злата! Здоровая нормальная женщина. Бред какой-то.
– Злат, а тебе ни разу не хотелось убежать?
– Куда? – взгляд Златы стал чересчур внимательным.
– Тебя ведь выдали замуж родители?
Злата прищурилась, разглядывая меня так, что я прокляла свою привычку говорить не думая. Альгидрас ведь вчера предупреждал, что я забываюсь.
– Удумала убежать с кем? – губы Златы растянулись в улыбке, не коснувшейся глаз, и в этот миг она стала невероятно похожа на брата. Тот так же смотрел на меня вчера. Этого еще не хватало.
– Ага, – кивнула я. – С Миролюбом сегодня!
Я заставила себя рассмеяться, чтобы показать, что шучу. Злата опять натянуто улыбнулась, и я снова выругалась про себя.
– Миролюбу про то сказать не забудь, – произнесла она, глядя мне в глаза. – Да дружины часть прихвати. А то как бы опять искать не пришлось.
В эту минуту я вспомнила свою первую встречу со Златой, когда она, не делая скидки ни на какую болезнь, высказала Всемиле все, что о ней думает. Я вдруг поняла, что поспешила посчитать Злату подругой. Она не любила Всемилу, потому что безумно любила Радима. Пока я вела себя иначе, Злата, будучи незлой и отходчивой по натуре, незаметно для себя
