Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
самом деле вероломство, жестокость и лицемерие христианской Византии были столь чудовищны, что Георгий Федотов, наверное, имел основания говорить, что, переносясь из Византии в мир ислама, начинаешь дышать более чистым воздухом.
Достаточно напомнить, что из девяти десятков христианских царей Византии половина были свергнуты или убиты, что православные патриархи не раз и не два убегали, не забыв прихватить с собой казну, что утопающая в роскоши Византия фактически бросила западную часть христианской империи под ордами лангобардов, что византийские басилевсы предпочитали союзы с султанами, а не с братьями по вере — я уж не говорю о полном разложении духа, постигшем христианскую Византию, озабоченную богомерзостью и наживой.
Настоящая трагедия Византийской церкви не в произволе царей, не в грехах и падениях — она прежде всего в том, что настоящим «сокровищем», безраздельно заполнившим ее сердце, стала сама Империя. Не насилие победило церковь, а соблазн «плоти и крови», земной мечтой, земной любовью завороживший церковное сознание (отец А. Шмеман).
Византизм русской церкви полностью раскрылся во времена Ивана Грозного, ощущавшего себя русским Богом и вершившего Страшный суд жуткого человекобога-антихриста. На примере русских царей мы можем убедиться в том, как светлое учение о любви и свободе превращалось в мрачную и бесчеловечную идеологию, позже доведенную до апокалипсиса большевиками и чекистами.
«Византийская матрица», которую унаследовало русское православие, проглядывает во всем — пыточных камерах Малюты Скуратова, сплошь увешанных иконами, наглядных знаках шествия Великого инквизитора XXI века, ксенофобском фильме Тихона (Шевкунова) «Гибель империи. Византийский урок», православных ярмарках с торгующими на них схимниками, митрополитах, управляющих безакцизными вагонами с сигаретами и вином, гламурных православных журналах да и во всем православном бомонде, представленном в эстетике предшествующих эпох от Грозного и Сталина до нашего времени. Это церковь без Христа — роскошное буйство средневековых форм при полном отсутствии адекватного содержания. Именно Россия дала миру страшный урок тоталитарных идеологий, выросших на фундаменте великих религий, — это ли не суть времени, в которое мы живем?..
Ярким свидетельством темноты воспеваемого нашими византийского христианства является его отношение к книге и богословию. Десять веков существования византийской церкви оставили всего несколько исторических имен, я уж не говорю о сожжении Афонской академии самими монахами. Причина? Монахи пошли на этот варварский шаг, считая, что богословская ученость — от бесов. Можно ли было в таких условиях заниматься богословием? Вот и причина уникального этапа в развитии церкви — без развития и без богословия…
Русский церковный обскурантизм сделал «семинарщину» одиозным словом, а церковь — казенным домом. Церковная духовность XVII–XIX вв. почти полностью исчерпывается несколькими именами «стяжателей благодати»: Серафим Саровский (1759–1782), Тихон Задонский (1724–1782), митрополит Филарет (1782–1867), богослов В. И. Несмелов (1863–1937).
В России лучшие религиозные философы и писатели всегда запрещались к публикованию: Чаадаев, Хомяков, Леонтьев, Владимир Соловьев, Толстой, Флоренский — все были так или иначе «отлучены», а уже в наши дни с отцом Александром Менем разделались совсем по-ленински — топором…
Вот такая церковь, которую, надо сказать, вовсе не злорадно, изобразил Перов на своих картинах, потому что он был все-таки православным человеком, он изображал это, потому что ему тошно было на это смотреть, — такая церковь не могла ни свидетельствовать, ни по-настоящему проповедовать.
В романе «Воскресение», имея в виду современную церковь, Лев Николаевич Толстой пророчески писал: «И никому из присутствующих… не приходило в голову, что Иисус запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование над хлебом и вином, но самым определенным образом… запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу…» Писал пророчески, потому что до боли современно — будто бы о нынешней гундяевской РПЦ.
Долгое время в русской церкви проповедь дозволялась только высшим иерархам, священникам она была просто запрещена. Да и жили последние в таком бедственном, убогом состоянии, что мало чем отличались от русских крепостных — читайте «Соборян» Николая Лескова.
Еще Владимир Соловьев доказывал, что насильственное православие — это худший враг русской церкви. А ведь таковым оно было на протяжении веков — невежественным, грубым, беспощадным, внушавшим народу безропотность и страх. Грандиозный рост сектантства на Руси не только символизировал народную реакцию на такую церковь, но грозил ее уничтожить. Не подоспей вовремя советская власть…
Грозный призрак стоял перед Россией — всей стране стать сектантской. В известном романе Андрея Белого «Серебряный голубь» это представлено как бы символически: интеллигент, который ищет правду, и вот он попадает к сектантам; а перед этим дана картина провинциальной церкви — священник мух ловит; в общем, одно вытекает из другого.
Как вообще могло случиться, что огромная православная страна в одночасье стала пепелищем массового атеизма? Ответ очевиден: церковь, по словам одного русского писателя, не выполняла той роли, которую Господь ей дал, — проповедь, свидетельство, присутствие, правда. Наши церковники забыли мудрость Александра Невского, сказавшего: «Не в силе Бог, а в правде». Сила им всегда была понятнее и ближе…
Даже то, что сделали с церковью большевики, стало возможным только потому, что упадок православной церкви в России стал одной из причин прихода «верных ленинцев». В каком-то смысле большевизм производен от заката православия, от его прислужничества государству, от утраты духовности русской церкви. Появление в России бесов Достоевского — Нечаева, Бакунина, Кропоткина, Распутина, Ленина, Троцкого — тоже ведь не случайность, всё это были суровые предупреждения, но не вняли и им…
Унижение церкви русским абсолютизмом не прошло даром: всё было истреблено и оплевано еще до прихода большевиков, которые лишь с садистским, извращенным наслаждением довершили крушение церкви. Мы не можем забыть о временах, когда в России устраивали жуткие фарсы, когда в церковных облачениях и митрах паяцы отплясывали грязные танцы, а по улицам ходили кликуши, распевая похабные песни, с кадилами, заполненными навозом. А можно ли запамятовать так называемое обновленчество с его уродливыми формами, конфликты между церковными юрисдикциями и распадение РПЦ на несколько конфессий, враждующих между собой?.. «Всякая активная проповедь каралась сурово и беспощадно — земля была выжжена, гроб был готов, камень завален и стража приставлена» (отец А. Мень).
Говорят, система христианских ценностей, на которых традиционно держалось российское общество, оказалась полностью разрушена. Это справедливо, но разве разрушение произошло
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
